|
МАРТЫШКА
в двух действиях
Действующие лица: Примадонна. Мартышка.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Комната в Доме ветеранов сцены. (О месте действия этой необыкновенной истории мы догадаемся может быть и не сразу, но по прошествии некоторого времени: по обветшавшим на стенах афишам, пожелтевшим фотографиям и экзотическим предметам обихода вроде трюмо, а так же звукам, изредка долетающим сюда из внешнего мира.) Беспросветная ночь. А если говорить точнее – тёмный промежуток времени перед самым рассветом. В таком вот «последнем промежутке», похоже, и живут, не ожидая от жизни чудес, все постояльцы настоящего Дома. И в этом ничего не могут изменить ни весна, вновь затеявшаяся за окнами, ни уже чуть тронутый ею тёмный таинственный сад, чьё существование выдаёт шорох промокших деревьев, чертящих что-то в ночи за неплотно прикрытой балконной дверью. В комнате беспорядок: мебель заметно сдвинута со своих мест, в расстройстве гардероб – брошены как попало несколько платьев и украшения. А в постели у окна лежит постаревшая Примадонна. Её «респектабельное» лицо, возможно, помнят ещё многие: по фильмам и телевизионным передачам, по фотографиям на страницах журналов и газет и афишам на рекламных щитах. Заметно, что она не спит, а, лежа с широко раскрытыми глазами, к чему-то напряжённо прислушивается: кого-то ждёт? вспоминает? или же ей слышно что-то другое, нам неведомое? Но только она вдруг резко садится в постели и произносит вслух нечто совершенно невозможное, запредельное, лишённое всякого смысла, но полное горького опыта:
– Я мертва!
В результате многолетнего публичного одиночества Примадонне так часто приходилось вести с собой утомительный внутренний диалог, что это, похоже, уже превратилось у неё в привычку. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на это её заявление через некоторое время раздаётся язвительный ответ:
– Ну да?! Нечего было так напрягаться, двигая мебель, старая истеричка! В там-то возрасте?! Примадонна (удовлетворённо кивнув). Что-то ты... не слишком вежлива сегодня со мной. Думаю, это могло случиться и много раньше, а вовсе не нынешней ночью. А чем иначе объяснить тот факт, что уже несколько дней подряд я слышу этот звук? (После молчания.) Вот видишь!.. А вчера кто-то протрубил прямо под моими окнами! Вот я и думаю... Вдруг это и в самом деле уже стряслось?.. Пошёл вниз такой тонкий прозрачный занавес и навсегда отрезал меня от всего, что я в этой жизни любила! Надо утром глянуть в библиотеке – нет ли некрологов в центральных газетах?.. (С невесёлым смехом, похожим на кашель.) Ну, может быть уже только в местных!.. Скажем, в «Боевом листке» соседней воинской части, где мы недавно выступали. И уж совершенно определённо в дурацкой газетёнке «Аншлаг». Чего молчишь, не возражаешь? (После паузы.) Спросить-то ведь мне больше не у кого – все в Доме спят. В правую стенку стучать бессмысленно – Антигону на несколько дней забрали к себе родственники, а левый сосед, – такой интеллигентный старичок! – что если даже это со мной и в самом деле стряслось, он все равно не скажет правды. (Вздохнув.) Опять молчишь?.. Вот и ты сегодня не слишком-то разговорчива со мной. Не можешь забыть, что вчера мы с тобой опять немного поссорились? Впрочем, никто ведь в точности не знает, что именно ждёт его в гримёре после окончания этого дрянного спектакля... На сей счёт у человечества существует лишь несколько остроумных догадок: о чистилище, о том, что грешники – в рай, а праведники – в ад... (С торопливым смешком.) Или наоборот? Ну, и ещё кое-что «по мелочам» вроде моста в дантовском аду, который рухнул во время посещения его Христом. А на самом-то деле наша маленькая и такая невидная для большого мира жизнь... да, в общем, и наша маленькая смерть... как дупло от выпавшей пломбы: для нас самих сравнима, по меньшей мере, с концом света! (После паузы, не дождавшись ответа.) Я вот что иногда думаю: эти белые простыни... В финале можно закутаться в них, как в кокон, и через некоторое время наружу, как бабочка из отжившего тела... (Вновь вздохнув.) Какая роль! – Вот так ты всю жизнь свою, наверное, и проиграла?! Примадонна (оживлённо). Зато как проиграла-то!.. А сколько теперь у меня появилось свободного времени... И чем его занять? Караулить до утра в углах пугливых обитателей этого Дома? (Вдруг хохотнув.) Или начать вязать что-нибудь нелепое, неудобное и ужасно короткое, как жизнь?! (Прислушивается.)
Где-то вдалеке раздаётся, словно обёрнутый в вату, хлопок двери. Потом ещё один и ещё – Дом начинает просыпаться. Становится слышно шевеление в его коридорах, бренчит расстроенный рояль, кто-то пробует под него распеваться. Просыпаются звуки и за окном комнаты: слышно, как заводится и отъезжает от Дома автомобиль – все очень обыденно и до чрезвычайности похоже на то, как это происходит тут каждый день.
(С заметным облегчением.) Ну, все, все. На этот раз, кажется, снова пронесло. Давай-ка мы с тобой сейчас встанем и приведём себя в порядок, а заодно и приберём в комнате: с минуты на минуту постучит к нам левый симпатичный старичок, и мы с ним под ручку... как прежде... пойдём на завтрак... (Прислушивается.) ...чтобы вечером опять, словно Даная золотого дождя... (Внезапно вновь торопливо хохотнув.) Ждать!.. (Без перехода.) Кто здесь?
Молчание. Только чуть больше уже ставшего привычным шевельнулась портьера, скрывающая балконную дверь. Примадонна стремительно идёт к портьере, распахивает её. И тут же вновь запахивает (при этом мы почти ничего не успеваем рассмотреть кроме неясной женской фигуры). Как подкошенная, обрушивается за трюмо, долго сидит молча. Потом поспешно начинает гримироваться.
(Ставшим вдруг чужим голосом.) Как холодно! (Кутается в концертную шаль и вдруг качает головой.) Нет, не так. (Задумывается.) Как холодно!.. (Вновь качает головой.) Нет. (Упрямо.) Как холодно! Как холодно! (Фальшиво.) Как холодно! (Прислушивается к себе, пытается попасть в тон, проникновенно.) Как... холодно! (Все ещё не попадая, но стараясь быть максимально убедительной.) Холодно... Холодно... Холодно? (Собравшись, после паузы, в которой, похоже, она проживает всю свою жизнь, глухо, отрешённо и страшно.) КАК ХОЛОДНО! (Удовлетворённо кивает, стирает старый грим, пробует наложить новый, стараясь вести себя так, будто ничего не произошло, но при этом не в силах совладать с внезапно задрожавшими руками. Наконец, вся перемазавшись гримом.) Значит, это ты?.. (Её голос срывается. Она делает над собой усилие.) ...это ты мне отвечала, Мартышка?! Я тебя не сразу узнала. Привет!
Встаёт, идёт к окну и на этот раз широко распахивает портьеру, скрывающую балкон. Вместе с волной холодного весеннего воздуха в комнату вносит растрёпанную, босую, заплаканную, завёрнутую в простыню странно некрасивую девушку – видимо ещё-то Примадонна и назвала «Мартышкой». Несколько секунд они разглядывают друг друга с такими выражениями на лицах, которые в ремарке описать попросту невозможно...
(Наконец приходит Мартышке на помощь.) Тут все зовут меня «Примадонной!» То есть... ещё недавно так звали. Я сильно изменилась? Можешь не отвечать. Ты очень бледна! Мартышка (глазами полными слез вглядываясь в Примадонну). Значит, это всё-таки?.. Примадонна. Да. (Так же стараясь заглянуть в глаза Мартышке поглубже.) Но ты, должно быть, не понимаешь, почему я тут, в Доме ветеранов сцены? Наверное, потому же, почему весь мир театр, а все люди в нем!.. (Увидев, что этим она ничего не добьётся, осекается.) Знаешь, кто в детстве был моим любимым героем? Мартышка (наконец улыбнувшись, сквозь слезы). Конечно. Один из стражников в «Гамлете»! Примадонна (пытаясь погасить улыбку). Да. Второй стражник, Бернардо. Почему-то именно его я всегда особенно хорошо себе представляла. Когда они ждут появления Призрака... Совсем ещё мальчик, но уже офицер, в тяжёлом стальном шлеме, на котором блестят крупные капли росы!.. (Вдруг.) Тут я целыми днями среди тех, кого люблю! Я ведь достаточно богата, чтобы это себе позволить? Думаю даже, что я могла бы купить весь этот Дом. Или хотя бы один его этаж. Но разве было бы это справедливо по отношению к моим не менее талантливым, но, может быть, чуть менее удачливым коллегам? Квартиру, правда, пришлось сдать!.. (Вдруг хохотнув.) Зато здесь у нас, почти как в сумасшедшем доме: есть свой Гамлет, – левый симпатичный старичок. (Думаю даже, что он в меня немножко влюблён!) А Антигону, правую мою соседку, недавно забрали к себе родственники. Тут живут абсолютно все персонажи Островского и почти весь Чехов. Видела бы ты их, когда они приподнимаются со своих мест, чтобы поприветствовать меня в столовой... Разве не приятно после обеда на дорожках парка встретить, скажем, постаревшего, но по прежнему галантного и ужасно остроумного Сирано? А побеседовать о смысле жизни с доктором Фаустом? (Неправильно истолковав молчание Мартышки и даже топнув ногой.) В таком случае будем считать, что это был мой каприз – хоть в старости немного побыть среди своих!.. А охрану я рассчитала сразу же после переезда. Ни к чему мне теперь она, да и дорогое удовольствие по нынешним временам! (Вновь вглядываясь в глаза Мартышки.) Но если бы вдруг надоело и это!.. (Не договаривает, делает в воздухе какой-то красивый, неопределённый жест.) Мартышка (она заметно потрясена). У вас... У тебя есть охрана? Примадонна (поморщившись). Ну да. Но этого тебе не понять. Да пожалуй, что сейчас и не нужно. (С улыбкой, пытаясь вызвать ответную улыбку Мартышки.) Всего этого ты, конечно, не ожидала? И всё-таки ты очень-очень-очень бледна! Мартышка (чуть слышно). Я больше не хочу жить! Примадонна (растерявшись, потому что она ожидала совершенно другого). Что?! Мартышка (закусив губу). Он издевается надо мной! Это мучительно! Примадонна. Кто?
Мартышка тяжело молчит.
Мартышка (наконец, глухо). Ты это знаешь. (И, помедлив ровно столько, сколько требуется, чтобы убедиться, что Примадонна и в самом деле её не понимает.) Славка!
Пауза.
Примадонна (даже вскрикнув от неожиданности). Славка?!! (Затыкает себе рот ладонью, но не может удержаться от смеха.) Это из соседнего дома, что ли?.. О, Господи, да я о нем уже и забыла! Забудь и ты!.. Брось! Наплюй! Не было этого никогда!!! Нет! Попросту выкинь из головы! (Стараясь быть строгой, но ежесекундно тая от каких-то воспоминаний и борясь с бурей вдруг налетевших чувств.) А ты как думала это бывает? Когда тебе едва исполнилось девятнадцать?.. И в училище четвёрка по профессии?.. Что в обычном учебном заведении, кажется, приравнивается к двойке?!
Мартышка вновь тяжело молчит.
Особенно впечатлительных это иногда доводит и до... (Выразительно не договаривает.) И что самое в этой истории неприятное – он... этот твой, нынешний, он ведь даже в больницу к тебе ни разу не придёт! (Заметив перемену в состоянии Мартышки, быстро.) Впрочем, все кончится хорошо! Мартышка (чуть слышно). А зачем? Примадонна. Что? Я не поняла?.. Слышишь? Мартышка. Зачем, чтобы все кончилось хорошо? Я ведь теперь это не только из-за Славки. Значит, и я в конце концов точно так же... совершенно одна!.. То есть, совершенно точно одна! В этом... почти сумасшедшем Доме!.. Я много поняла, пока стояла за портьерой! (Извиняясь.) Я не подслушивала, я просто растерялась... Потому что ведь все само собой получилось – кто-то из них сказал: «Кажется, она!..» (Не договаривает.) И почти сразу же за тем – этот холодный балкон. Но и гораздо прежде этого я чувствовала, чувствовала, что ещё до меня всю мою жизнь уже кто-то... изжевал! (Отступает к балкону.) Примадонна. Постой!.. Мартышка. Только ведь в нынешнем моем положении избежать этого исключительно легко! Как только они от меня отвернутся, я, не теряя ни минуты, из окна!.. бабочкой!.. Примадонна (испугавшись). Нет! Зачем тогда все? Вся бывшая жизнь? Бог милостив!.. Я прошу тебя!.. Нет!..
Мартышка скрывается за портьерой.
(Кричит ей вслед.) Через четыре года ты с блеском закончишь училище!.. И поступишь в консерваторию! И с таким же блеском кончишь и её!
Молчание.
У тебя будет слава! Деньги! Блестящее будущее! Власть над людьми!
Молчание.
Ты научишься их мучить лучшей в мире любовью! Соблазнять со сцены, с экранов кинотеатров! Сводить с ума с афиш! Доставать по радио и по всем телевизионным каналам! Терзать с обложек журналов! Ночью являться им во сне!.. (Не зная, что прибавить к своим словам ещё, распахивает шкаф, выбрасывает из него на середину комнаты вечерние платья, «потрошит» ящик трюмо, добираясь до украшений.) Посмотри, все это вскоре будет твоим!..
Молчание.
Мартышка (из-за портьеры). Имей в виду ещё и вот что: чем больше ты меня уговариваешь, тем сильнее я убеждаюсь в обратном! Примадонна (даже взвизгнув). Это говорит в тебе дух противоречия! Ты всю жизнь будешь от этого страдать! (Замолкает, понимая, что проговорилась.) Мартышка. Вот именно!..
Вновь молчание.
Примадонна (что-то сообразив и жутковато улыбнувшись). Да ведь никуда ты не денешься! Если есть я, значит, будешь жить и ты. Истеричка! Мартышка. А я тебе говорю, что не буду! Примадонна. Ну, это мы посмотрим! Мартышка. Не буду и все. Зачем? Примадонна. Гамлетовский вопрос, моя дорогая, воистину гамлетовский вопрос!.. Мартышка. Нет! Не хочу! Я!.. Я!.. Я снова сделаю это, как только меня выпишут из больницы! Примадонна. Тебя опять спасут. Только и всего. И с этим ничего не поделаешь! Мартышка (после паузы, осознав весь страшный смысл слов Примадонны, кричит). Это несправедливо! За что?!! Примадонна (покривившись). Вот именно так ты и будешь все время сама с собой ссориться. До самого своего последнего часа! (Поднимая с пола, разглядывая и швыряя в угол какую-то деталь туалета, а потом попытавшись вернуть мебель на прежнее место.) Впрочем, если исходить из одного примитивного, из физического, жить и вправду не стоит – впереди тебя ждут лишь разочарования и неисчислимые болезни. (Помолчав.) Ну а что ты скажешь, например, насчёт новой любви?.. Мартышка (истерически, сквозь рыдания). Нет!!! (И вдруг без перехода, видимо что-то сообразив.) Новой... лю... любви?.. Ты сказала – «любви»? Я не ослышалась? Ты шутишь со мной, что ли? Примадонна. Ничуть. Вскоре ты встретишься с единственной в твоей жизни настоящей любовью. Молчишь? Видимо только так тебя и можно вразумить!
Пауза. Из-за портьеры выглядывает перепуганная Мартышка.
Мартышка. Я знаю, ты меня обманываешь!.. Примадонна. Ну, моим-то словам ты вполне можешь доверять! Мартышка. А если чуть-чуть подробнее?.. Как его зовут? Примадонна. Как его зовут?.. (Внимательнее всматривается в Мартышку, ненадолго задумывается. Утвердительно кивнув). Вскоре у тебя появится другой. И его ты будешь любить гораздо сильнее прежнего! Мартышка. Куда ж сильнее? Ты врёшь! Примадонна (покачав головой). Ничуть. Мартышка. Если уже из-за этого я... попала в больницу, то что же будет со мной после того?!! Ты что? Примадонна. Да ничего. Ты просто будешь его любить. И... И в то же самое время ненавидеть. Вот и все. Причём, любить всю жизнь. И точно так же всю жизнь ненавидеть. (Почувствовав, как насторожилась Мартышка.) И всю жизнь от него чего-то ждать. Или, как я иногда в таких случаях говорю: «спать с ведром». Мартышка (капризно). Что, неужели тоже всю жизнь? Примадонна. Он попросту не оставит тебе другого выхода! Мартышка. А как его хоть зовут-то? Примадонна. Зовут-то? Мартышка. Ну да! Да! Примадонна. Ну, скажем, так... Мартышка. Ну?.. Ну?.. Примадонна (не сразу). Бауэр. Мартышка (быстро и заинтересованно). Он иностранец? Примадонна. Ты что! Это кличка. Мартышка (недоверчиво). И кто ж он будет тогда? Примадонна (неожиданно и прежде всего неожиданно для самой себя). Трубач. Мартышка. Обыкновенный трубач?.. Примадонна. Самый что ни есть обыкновенный. Причём из второго состава! Мартышка. Не хочу! Примадонна. Ну, тут уж, извини... Это от тебя не зависит. Мартышка. Если я правильно тебя поняла... (Не договаривает. Едва заметно усмехнувшись). Почему же в таком случае ты не родила ему, если так сильно любила? Чего молчишь? Примадонна. Ну, с этим-то первым твоим, со Славкой, я безусловно помогу тебе справиться! Мартышка (сквозь вновь навернувшиеся слезы, с надеждой). Ну да? Примадонна. Если я ничего не путаю, это... смазливый, блондинистый и довольно гадкий... Мартышка (перебивает, чуть слышно). Да, да. Примадонна (с едва заметной усмешкой, продолжая думать о чем-то своём). А ведь это у тебя, Мартышка, ещё просто страсть. Обыкновенная, хотя и довольно сильная, страсть. А вовсе не любовь! Мартышка. Да, да. То есть, наверное, да! Не знаю! Нет! (Ждёт.) Примадонна (вкрадчиво). Ну, а кто в таком случае поможет мне разобраться с Бауэром?.. (Не дожидаясь ответа Мартышки). С которым мы прожили... (Прислушиваясь к каждому произносимому слову.) Нелепую?.. Неудобную?.. Ужасно короткую?.. Почему-то прежде от меня всегда ускользал второй, истинный смысл этого слова – в воздухе звенящего как весенний шмель, и как шмель тревожного, и опасного, и больно ранящего, и мгновенного как выстрел слова: «жизнь»! Которую счастливой можно назвать разве что в последнюю ночь!.. (Вдруг, сама себя оборвав, с необычайной страстью, как, конечно, не сыграть). Отпусти меня к нему, Мартышка?! Мартышка (от неожиданности оторопев). Куда?! Примадонна. На этот грязный, страшный Грибоедов канал, где на каждом его повороте стоят отвратительные пивные ларьки!.. И где осенью ложатся на набережную и лежат до весны, как большие сугробы, перевёрнутые кверху дном лодки!.. А сама набережная устроена так, что по ней можно пройти лишь тесно прижавшись друг к другу! Мартышка (вдруг взвизгнув). Ты сюда не вернёшься! И я навсегда!.. (Осекается.) Примадонна. Как же я могу не вернуться, если ты сама оттуда только что ко мне сбежала?
Долгая пауза. Только слышно, как всхлипывает, успокаиваясь, Мартышка.
Ну же, Мартышка?! Ты же отлично знаешь меня!! Мартышка. Потому и говорю, что знаю!.. (Закусив губу и сверкнув сквозь слезы глазами.) Почему вы все!.. Буквально все и даже ты называете меня Мартышкой? Я что, в самом деле на неё похожа? (Не дождавшись ответа Примадонны, до дрожи сжав кулачки.) Хорошо. Но только... (Заметно колеблется.) Имей в виду, что он... Ты его уже, конечно, забыла... Я ненавижу его. Слышишь? (Сделав выразительную паузу.) СЛАВКУ. А дальше видно будет! Примадонна (кивнув). Я тебя поняла.
И Примадонна, сбросив шаль, не оглядываясь, будто боясь, что её могут тут задержать, идёт к балкону и скрывается за портьерой.
Мартышка. Примадонна!..
Молчание.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Мартышка в комнате одна.
Мартышка (думая о чем-то своём, с горькой усмешкой). «...в воздухе звенящее как весенний шмель и как весенний шмель тревожное, и опасное, и больно ранящее...» А вот если вдруг сейчас сюда войдут, что подумают – откуда я тут?
Посидев за столом и поскучав, Мартышка начинает прибирать в комнате, не без интереса, но и с хорошо понятной опаской разглядывая предметы обихода Примадонны.
(Вдруг отшатнувшись от висящей в углу иконы.) Примадонна!..
Вновь – молчание.
Примадонна, ты слышишь меня? Я знаю, что ты меня слышишь! Ты же попросту не можешь не слышать меня! Да?.. Примадонна (неохотно). Ну? Мартышка (повторяет с бесконечной грустью и качая головой). Я знаю, что ты сюда не вернёшься. Я бы на твоём месте ни за что не вернулась! И даже, наверное, ничего бы мне не ответила. Видимо, сейчас ты там осматриваешься, что-то вспоминаешь и должно быть уже чем-то занята?.. Примадонна. Это очень приятно – вдруг вновь почувствовать себя молодой. И... Мартышка. И?.. Примадонна. И ужасно красивой! Мартышка (усмехнувшись.) Ужасно красивой!.. Как мартышка, что ли? (Вдруг.) А какая у вас... у нас там погода? Примадонна. Цветут тополя. А у вас... у нас там? Мартышка (вновь покачав головой, но вынуждена говорить правду). У нас по-прежнему почти что зима. Ну, не совсем, чтобы зима, а так... непонятно что. Хотя и называется оно почему-то «весной». Примадонна. А где ты сейчас? Мартышка. Все так же в комнате. Тут очень скучно и холодно. Примадонна. Закрой балкон! Мартышка. Я боюсь. Примадонна. Чего?! Мартышка. Боюсь остаться одна! Среди этих страшных, старых и совершенно не нужных мне вещей! Примадонна (быстро). Прекрати сейчас же! Мы ведь всегда отлично понимали друг друга! Я скоро вернусь! Мартышка. Ты сюда не вернёшься!.. И я!.. Господи!.. Как холодно!.. Нет!
Пауза. Мартышка делает усилие, чтобы взять себя в руки и, поколебавшись, накидывает на плечи концертную шаль Примадонны, брошенную той возле балкона.
(Зябко поёжившись, повторяет.) Как холодно! (Вдруг, что-то вспомнив, качает головой.) Нет, не так. (Вся подобравшись и напружинившись, задумывается.) Как холодно!.. (Вновь качает головой.) Нет. (Упрямо.) Как холодно! Как холодно! (Фальшиво.) Как холодно! (Прислушивается к себе, пытается попасть в тон, проникновенно.) Как... холодно! (Все ещё не попадая, но, как и Примадонна, стараясь быть убедительной.) Холодно... Холодно... Холодно? (Собравшись, после паузы, в которой она пытается прожить всю свою короткую и не очень счастливую жизнь, по-прежнему стараясь повторить то, что до этого сделала Примадонна, тонко и беспомощно, как пускают на сцене «петуха».) Как холодно! (Пожимает плечами, глубже закутывается в шаль.)
Не сразу решается она дотронуться до украшений Примадонны. Но на то, чтобы их примерить, духу у неё поначалу явно не достаёт. Тогда она встаёт, ходит по комнате. Не зная, чем себя занять, рассматривает афиши и фотографии на стенах. Потом, на что-то решившись (а может быть, любопытство пересилило?), садится к трюмо, вновь берет в руки украшения...
(Зовёт.) Примадонна!..
Молчание.
(Зовёт ещё раз.) Примадонна!.. Я говорю с тобой с той, какой ты была раньше или же с той, какой ты стала теперь?
Вновь молчание.
Тогда я спрошу ещё... Но если не хочешь, можешь не отвечать: там, где ты сейчас, там в самом деле есть... жизнь?
Примадонна долго молчит, наверное, не зная, что на это ответить Мартышке.
Примадонна. Здесь есть все! Мартышка (сквозь вновь вдруг навернувшиеся слезы). Правда? А что есть тут?.. (После паузы, совладав с собой.) Он ведь... Славка... Он почему-то вдруг оказался самим дорогим из того, что было у меня когда-либо в моей дурацкой жизни! Он стал мне даже дороже жизни! (И, спохватившись, добавляет.) Разумеется, кроме домашних! Но это уже совсем, совсем другая история. И это с ним ты сейчас собираешься... (пискнув, потому что у неё внезапно перехватывает дыхание) ...порвать? (На «порвать» воздуху в груди у Мартышки уже не хватило.)
Голос рядом с ней вновь оживает:
Примадонна. Бедная, бедная Мартышка! Ты замечательная девочка, но ведь... Но ведь он не любит тебя! Он просто... Просто ему очень нравится спать с тобой. И это все. Поверь мне, это тебе сейчас совсем ни к чему! Мартышка (повторяет глухо). И это все!.. И это, конечно, ужасно обидно! Но, тем не менее, спасибо тебе за то, что ты сказала мне правду. Я очень долго её не знала и оттого извелась. Значит, я всё-таки была ему хорошей женщиной? Это приятно... Примадонна. Думаю, что да, очень. Но только это тебе сейчас в самом деле... То есть, я хочу сказать... (Голос Примадонны вдруг как-то странно переломился, как это случается, когда невидимый собеседник вдруг поведёт себя странно: рассмеётся или заплачет рядом с вами в темноте.) ...нам с тобой это совсем ни к чему. Мартышка (пытаясь «на звук» определить состояние Примадонны). Ты, кажется, улыбаешься? Да?
После этого Мартышка удовлетворённо замолкает. Но через некоторое время спрашивает опять:
Ничего, что я тут у тебя все немного потрогала? Примадонна. У меня комок в горле, Мартышка. Прости. Хочешь, пока есть время, мы выпьем за наши с тобой девятнадцать? Мартышка (осторожно). А разве это можно? Примадонна. А почему нет? Там, на подоконнике, осталось со вчерашнего вечера немного вина... Мартышка (обрадовано). Вот это и в самом деле отличная мысль! Давай. Ведь мне же нужно как-то её преодолеть, эту окаянную страсть? Иначе я попросту сойду от неё с ума! (Исправляется.) Или... и дальше и все больше буду изводиться. Бессмысленно и нечеловечески долго! Да?
Не дождавшись ответа, Мартышка откидывает в сторону портьеру, скрывающую балкон, и обнаруживает на подоконнике тёмной зеленью блеснувшую бутылку и рядом с ней пустой фужер, подмигнувший вдруг лунным светом. Она зубами вытаскивает пробку, выплёвывает её на пол, подносит бутылку ко рту и жадно пьёт прямо из горлышка. После чего сидит, крутя головой и прислушиваясь к тому, что с ней происходит.
Теперь ты, Примадонна! (Протягивает бутылку в пустое пространство перед собой.) Примадонна. Я тоже только что тяпнула рюмочку. Нашла у папы... (Голос её опять как-то странно исказился: загустел и потёк.) ...у папы в шкафу. Ты не забыла, это ведь он начал называть меня Мартышкой?.. А иногда и «Обезьянкой». Остальное допей за меня. Мартышка. Я с удовольствием, хотя после этого сделаюсь, наверное, совершенно пьяной! (Вновь отхлебнув из горлышка.) Я вот что ещё хотела у тебя спросить... Как ты думаешь... В прошлом... можно хоть что-нибудь изменить? Примадонна. Конечно нет. Но можно изменить к нему отношение. Иногда это бывает исключительно полезно! Мартышка. Ладно, все это потом! Но ты все равно мне ответь... Там, где ты сейчас, и где я та, прежняя, ещё хорошая, с надеждами и мечтами... с пучком цветов, которые он мне опять наверняка притащил под мышкой!.. Кстати, а что я там сейчас делаю? Примадонна (удивлённо). То есть, как это что? Все до чрезвычайности обычно: мы с тобой уже выбрались из этой дурацкой больницы, и ты с ним только что снова поссорилась, и он опять навсегда от тебя ушёл! Мартышка (не сумев скрыть удивления). И что? Примадонна. А я сижу и жду, что минут через десять он явится. Он же никогда не умел рассердиться больше, чем на десять минут! Мартышка (вздохнув). Святая правда. Так вот тебе мой вопрос: тогда, когда мы с тобой... То есть, там, где ты сейчас... Там у нас с тобой есть... хоть немного любви? То есть, у него там ко мне есть хоть немного больше того, что мы обычно делаем с ним в постели? Или одна лишь страсть, то есть постель? Примадонна. Тут все любовь, Мартышка! Мартышка. Это ты говоришь мне правду или для того, чтобы я... (И вдруг, сама себя оборвав и хохотнув.) Ну, тогда ты точно сюда не вернёшься! Ты лучше скажи мне вот ещё что: он, Славка, он уже ко мне явился или все ещё нет? Примадонна. Ещё нет. Мартышка. Вот дурак-то! Где же он? А тополиного пуха там у вас... у нас много? Примадонна. Ужасно! По уши! Весь наш двор занесло. Почти как зимой! Мартышка (судорожно и глубоко вздохнув). Господи! Это же моё самое любимое время года! Это сказка! (Впервые за все это время счастливо улыбнувшись и почувствовав, что от этой улыбки в комнате Примадонны стало даже как-то теплее.) Значит, у меня всё-таки есть характер, если я сразу не побежала за ним?.. Примадонна. Я сама сижу и, как дура, думаю: где он? Вдруг на этот раз он обиделся по-настоящему? (Со смехом.) Да не мог он, впрочем, обидеться на тебя по-настоящему, Мартышка! Ему ведь очень нравилось с тобой... Ах да, об этом я тебе уже рассказывала! Ой! Мартышка. Что у нас там? Примадонна. Кажется, кто-то... Точно, звонок в дверь. Ну, я пошла. Мартышка. Куда? Примадонна. Как, куда? Пошла ему открывать, чтобы с ним... «трахаться», – как вы об этом будете потом говорить. Мартышка (поморщившись). У нас ещё не было в ходу этого слова. Мы его ещё не знали! Примадонна. А как мы тогда говорили? Мартышка. Мы не говорили, Примадонна, мы это попросту делали. Постоянно. Каждые полчаса, как только оставались наедине! Примадонна. Второй звонок, Мартышка! Мартышка. Прямо как в театре! (Вдруг насторожившись.) Слушай, а это точно он? Примадонна. Где? Мартышка. Ну... там, за дверью? Примадонна. Точно. Я знаю его звонок. Мартышка. Тогда ладно, иди... Делай то, что мы тогда называли совершенно по-другому. Ты же понимаешь, что мы должны были это как-то называть!.. Примадонна. В самом деле!.. Теперь, конечно, в этом неловко признаться, но, кажется, тогда мы попросту... да мы же попросту... встречались. И ещё мы любили друг друга! Мы же их любили, Мартышка, святой Бог! Мартышка. Вот-вот. Ну? Примадонна. Что? Мартышка. Ты все ещё здесь? Примадонна. Я с трудом сдерживаюсь. То есть, я просто больше не могу! Я должна пойти его впустить. Иначе он разнесёт мне дверь или подумает, что я ушла и кинется меня искать. В любом случае мы истратим на ерунду драгоценные минуты. (Хохотнув.) И надо же – всего через семь месяцев после этого ты, Мартышка, выйдешь замуж! Мартышка. Да ну? Не может быть! Я совершенно не собираюсь замуж! (Исправляется.) Не собиралась замуж!.. Примадонна. Однако, ты соберёшься. И причём очень быстро. Сказочно быстро. И сделаешь это ужасно неудачно. Мартышка. За кого? Примадонна. Ну уж не за Славку, это точно! Мартышка. А как будет его имя? Примадонна. Ну вот ещё, стану я тебе подсказывать, найдёшь сама. Не то потом скажешь, взбалмошная, что это я тебя надоумила. Впрочем, ведь все равно ничего уже не изменишь... Ладно. Его будут звать ещё хуже: просто Генка. Мартышка. Терпеть не могу этого имени! Господи, да что же у них у всех с именами?! (Вдруг, со смехом.) Ну, ты себе и выбираешь! Примадонна. Ты живёшь в мечтах, Мартышка. А в жизни сплошь Славки да Генки, Генки да Славки! Дурная слава и плохие гены... Но разве тебе не хочется покрасоваться перед своими подругами в свадебном платье? Мартышка (нетерпеливо). Ладно. Это все тоже после, потом. А сейчас иди и... Хотя... Примадонна. Хотя я так и не полюбила этого слова, Мартышка. Делать это любила, а слово нет. Просто потом привыкла. Ой! Мартышка. Что? Примадонна. Кажется, он всё-таки ко мне прорвался! Этот твой смазливый придурок!..
Мартышка вслушивается: но из прошлого не долетает больше ни звука.
Мартышка. Примадонна!
Молчание.
(Вздохнув.) Конечно, им там сейчас хорошо... То есть, нам сейчас хорошо!.. Примадонна (откровенно дразня Мартышку). Конечно хорошо! Я же прекрасно помню тот день, как все это было: он же буквально ворвался ко мне в дом. А у нас шёл ремонт, по всей квартире и в комнатах разобран пол, меняли паркет... Вся мебель дыбом, перевёрнута кверху ножками! А терять время и переворачивать её обратно нам не хотелось. И я ему: «Ну, где? где? не на шкафу же?!» А он мне на это: «А хоть бы и на шкафу?!» – И мы закинем туда матрац и полезем на шкаф... трахаться. Другого слова теперь я подобрать уже не могу. Нет, тогда мы всё-таки говорили об этом как-то иначе, ведь между нами была любовь. И дело тут не только в этом корявом и неудачном слове. Мы ведь очень... буквально очень-очень любили друг друга! Во всяком случае, сейчас мне об этом хотелось бы думать именно так. Да ведь только не любил он тебя никогда по-настоящему, Мартышка! Не обманывайся хотя бы сейчас. Ты была для него просто приключением. Острым, немного опасным, но только приключе!.. Мартышка (резко взмахнув рукой, перебивает Примадонну). А может, и не бывает в жизни ничего больше этого?.. (Вдруг обрывает сама себя на полуслове, прислушавшись к тому, как если бы в её лёгкие вдруг пошёл воздух.) Господи!.. Жить!.. Примадонна. Что? Мартышка (очень тихо). Мне почему-то вдруг ужасно захотелось жить!.. Но только теперь я совершенно точно уверена, что ты сюда больше не вернёшься! (Некрасиво плачет с открытым ртом: беззвучно и без слез. Без перехода.) Кто здесь?
Как небо, раскалывающееся пополам во время грозы (а может быть, и в самом деле где-то поблизости ударила молния?), разлетается надвое портьера, скрывающая балконную дверь, и в комнату врывается Примадонна.
(Потрясённо). Это ты? (Видимо собираясь задать Примадонне какой-то чрезвычайно важный для себя вопрос, но вместо него с перепугу задавая совершенно другой.) ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!!
Молчание.
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Мартышка (не спуская с Примадонны влюблённых глаз). Почему ты вернулась? Ведь другой возможности с ним увидеться у тебя может больше просто не быть! С ним, твоим трубачом!.. И почему ты вообще решила, что это была его труба?! Примадонна. Пустой вопрос, Мартышка. Абсолютно пустой вопрос! (После паузы.) Много было в жизни всего и всяких, но его трубу я различу среди десятков тысяч других труб! (Нервно хихикнувшей Мартышке.) Оставь, пожалуйста! (Сама рассмеявшись над двусмысленностью.) Впрочем, и это тоже. Я уже училась в консерватории, была весна, и с ним, Бауэром, наша встреча поначалу казалась случайной – если только на свете вообще бывают случайные встречи! Но уже на следующее утро он припёрся под мои окна и протрубил что-то на весь двор на своей, как мне тогда показалось, идиотской трубе. Можешь себе представить? – на часах половина восьмого, ещё бы спать да спать!.. Мать переполошилась: «Вставай, Мартышка, там к тебе какой-то сумасшедший с горном припёрся!» Ну, и я, естественно, тоже была вне себя. А потом, когда первое раздражение прошло, вышла на балкон и разглядела его в подробностях: стоит внизу с трубой под мышкой, в мятом фраке, с какой-то ночной халтуры, уже влюблённый, отражается в мелкой луже... Ночью прошла гроза и посшибала с тополей листья, и эти молодые, зелёные, крепкие, полные нерастраченных сил листья ещё зачем-то сюда приклеились!.. Я накинула на плечи первое, что подвернулось под руку, и спустилась к нему во двор. (Как бы оправдываясь.) Мне ведь ещё никто не устраивал по утрам побудки!.. Мартышка (мечтательно). И я бы, наверное, тоже сразу влюбилась: эти зелёные листья в мелких весенних лужах!.. Примадонна (словно не слыша слов Мартышки). И после этого все как-то сразу у нас завертелось: и промелькнули полтора счастливых, молодых года, после которых мы решили всегда быть вместе... Когда любишь, отчаяться на это очень легко! Мартышка. Вы были с ним женаты? Примадонна (с едва заметным раздражением). Разве это имеет значение, когда твоя жизнь летит? Две жизни есть у человека: большая и маленькая. В большой – поезда и самолёты, гастрольные поездки, друзья, дни рождения, переезды с квартиры на квартиру и вечный вечерний телевизор. А маленькая жизнь у всех обычно очень однообразна. И ходит по утрам по ней человек в некрасивых синих трусах, временами бывает пьян, то и дело исчезает на работу и возвращается с неё, часто подолгу спит. Иногда, как маленький ребёнок, болеет и кашляет, и оттого не может дуть в свою трубу. Отчего и сидит дома с повязанным горлом и пьёт горячее молоко. И вместе с ним твоя маленькая жизнь разрастается до размеров большой: в ней появляются свои поезда и самолёты, и гастрольные поездки, и друзья, и дни рождения, и много работы, и переезды с квартиры на квартиру, и редкие вечерние прогулки, и множество другой забавной чепухи!.. А когда он однажды из неё исчезает, твоя маленькая жизнь... она... Нет, вы по-прежнему встречаетесь с ним, но уже не в комнате или на кухне, а на улице, преувеличенно вежливо здороваясь и говоря друг другу ничего не значащие слова, и расходясь в разные стороны. Но это ещё не беда – потому что он по-прежнему каким-то непостижимым образом всё-таки ещё существует в ней! А потом в один из вечеров ты приходишь домой и замечаешь, что твоя маленькая жизнь, бывшая ещё недавно такой большой, съёжилась до своих прежних, скучных, домашних размеров, как будто из неё выпустили весь дух!.. (Читает по памяти.)
«...Меня, как реку, Суровая эпоха повернула. Мне подменили жизнь. В другое русло, Мимо другого потекла она, И я своих не знаю берегов. О, как я много зрелищ пропустила, И занавес вздымался без меня И так же падал. Сколько я друзей Своих ни разу в жизни не встречала, И сколько очертаний городов Из глаз моих могли бы вызвать слезы. А я один на свете город знаю И ощупью его во сне найду. И сколько я стихов не написала, И тайный хор их бродит вкруг меня И, может быть, ещё когда-нибудь Меня задушит... Мне ведомы начала и концы, И жизнь после конца, и что-то, О чем теперь не надо вспоминать. И женщина какая-то моё Единственное место заняла, Моё законнейшее имя носит, Оставивши мне кличку, из которой Я сделала, пожалуй, все, что можно. Я не в свою, увы, могилу лягу.
Но иногда весенний шалый ветер, Иль сочетанье слов в случайной книге, Или улыбка чья-то вдруг потянут Меня в несостоявшуюся жизнь. В таком году произошло бы то-то, А в этом – это: ездить, видеть, думать, И вспоминать, и в новую любовь Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем Измены и ещё вчера не бывшей Морщинкой...
Но если бы оттуда посмотрела Я на свою теперешнюю жизнь, Узнала бы я зависть наконец...»
(Переводит дыхание.) И множество других маленьких жизней начались и навсегда кончились, и я оказалась в этом Доме. Но лишь его – единственного из всех – я!.. (Не договаривает, после томительной паузы.) Когда несколько дней назад он впервые протрубил под моими окнами, я подумала: какой-нибудь солдатик из соседней воинской части разминается от скуки на плацу!.. Представила себе этот промерзший за зиму плац, клуб, где мы недавно выступали, серую шинель и трубу, блестящие музыкантские пуговицы в два ряда... Представила так же ярко, как того первого, из детства, мальчика-офицера Бернардо. Но теперь уверена, что это был он, Бауэр. Тонкий. Умный. Вечнозелёный. В ореоле молодых листьев. Откуда он тут взялся? Зачем? (Вдруг усмехнувшись.) Мог ведь и кто-то на эстраде в парке сыграть!.. (Без перехода.) Иди к нему! Мартышка (вдруг испугавшись). Нет!.. Примадонна (резко взмахнув рукой, пресекая возражения Мартышки). И смотри, больше сюда не возвращайся! Забудь обо всем, что ты тут видела. Иначе жизнь твоя станет невыносимой. Иди. И, конечно же, шаль мою сними! Куда ты к нему в этой шали? (Отвернувшись от Мартышки, некрасиво плачет с открытым ртом: беззвучно и без слез.) Мартышка. Примадонна! Примадонна. Прощай. Мартышка. И всё-таки я... Я ужасно боюсь: вдруг из меня ничего не получится? И стану я заурядной актриской, каких тысячи или даже десятки тысяч на свете?! Примадонна. И побыстрее избавляйся от своей дурацкой клички! Мартышка. Примадонна!..
Молчание.
Мартышка сбрасывает с плеч концертную шаль Примадонны и, как и появилась в этом Доме босой и полуодетой, уходит, не оборачиваясь, за штору, на балкон. Примадонна остаётся в комнате одна. Присаживается на краешек стула к трюмо. Разглядывает себя в зеркале.
(Вдруг снова зовёт). Примадонна!
Молчание.
Примадонна, ты слышишь меня? Примадонна (устало, будто вся разом иссякнув). Ну, что ещё тебе? (Вдруг.) Я ведь пью, Мартышка. И, кроме того, как последняя свинья глупо сплю после обеда. И меня почему-то все ещё любят мои коллеги по Дому, хотя ровно ничего хорошего для них я не сделала! Словом, в старости я стала такой же, как все. А ведь когда-то мечтала быть другой!.. Но тогда ещё жизнь вытекала из меня незаметно, по капельке, а теперь хлещет будто струёй, и эту пробоину ничем не заткнуть! Мартышка (вдруг.) Кто из этих трёх Бауэр? Примадонна (не сразу). Что?.. Мартышка. Тот, что стоит у колонны? Примадонна (пытаясь сообразить о чем идёт речь). У какой... колонны? Мартышка. У той, что рядом со зрительным залом! Примадонна. Да... У колонны... Думаю, это он. Мартышка (не в силах скрыть удивления). Вот этот?! Да ведь он лет на двадцать старше меня!.. Примадонна. Ну и что? Какое это имеет значение? Ты очень быстро перестанешь это замечать! Мартышка. Но ведь он к тому же ещё и... он лысый! Примадонна. Много же ты, Мартышка, понимаешь в мужчинах! Он «вечнозелёный»! Во всяком случае, в твоей памяти навсегда останется именно таким! Мартышка (взвизгнув). По-моему, он!.. Примадонна. Что?! Мартышка. Он уже заметил меня! Он!.. Примадонна. Да что же? Что?! Мартышка. Нет, я больше не могу!.. У него такие глаза!.. Я поняла! У него они жёлтые! Примадонна. Кто?! Мартышка (чуть не плача). Да глаза же! И раскосые, как у кота! Примадонна (ревниво). Ну и что? Самые, между прочим, обыкновенные глаза! Мартышка. Ржавые! Примадонна (усмехнувшись). Вот именно так ты и будешь потом не раз ему говорить: у тебя, Бауэр, бесстыжие, ржавые глаза! И не сможешь отвести от них взгляда. Я, например, не смогла! Мартышка. Ну, ещё чего! В крайнем случае, я всегда сумею позвонить Славке или этому, второму... как его?.. – тоже бесконечно простому. И провести время с ним. Примадонна. Тебе это не поможет. Мне во всяком случае ни разу не помогло!
Тяжёлая пауза. Из полураскрытой балконной двери ложится на паркет и протягивается к постели Примадонны лунный зелёный плат. Легко ступая по нему, в комнате, как призрак, появляется Мартышка – молодая женщина небывалой, исключительной, неземной красоты, будто сотканная из тьмы и света: отступающей ночной тьмы и света уже вплотную подступившего к Дому утра.
(Потрясённо, как ещё совсем недавно Мартышка.) Зачем ты вернулась?!!
Мартышка (зябко поёжившись). Как вдруг холодно стало! (Прислушивается к себе, качает головой.) Не так. (Вдруг, вся подобравшись, задумывается.) Как холодно!.. (Вновь качает головой.) Нет. (Упрямо.) Как холодно! Как холодно! (Фальшиво.) Как холодно! (Прислушивается к себе, пытается попасть в тон, проникновенно.) Как... холодно! (Все ещё не попадая, но изо всех сил стараясь быть убедительной.) Холодно... Холодно... Холодно? (Собравшись, после паузы, в которой, похоже, она проживает всю свою короткую и не очень счастливую жизнь, отрешённо и страшно, но не как Примадонна, а совершенно по-своему.) КАК ХОЛОДНО! Примадонна. А говорила, что ничего из тебя не получится!..
КАРТИНА ВТОРАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
Та же самая комната в Доме ветеранов сцены. Видно, что Мартышка с Примадонной проговорили весь остаток ночи – через неплотно запахнутые шторы в комнату заглядывает ещё не смелый рассвет.
Примадонна. Смотри, Мартышка: уже рассвет! Пора закругляться. (Встаёт.) Видимо для начала следует проститься с этим Домом?! (Закусив губу.) Жаль, не догадалась загодя узнать, как это следует по местному этикету. С этим, почти сумасшедшим, но ставшим мне таким родным Домом и со всеми его постояльцами. (Прислушивается.) Кажется, они уже встали!.. Ты слышишь? Они уже в саду! Все эти безумные Гамлеты и одержимые Антигоны!.. Неужели в этот час они прогуливаются? (Отдёргивая портьеру, завешивающую балкон.) В самом деле! Ну, и что теперь? Попрощаться, и в дальний полет? Бабочкой?.. В рай? Или... полюбоваться видом разрушенного моста? Что сказать им перед дорогой, моим любимым? Смотри, это ведь они пришли со мной проститься!.. Для чего даже переоделись в свои старые театральные костюмы. Машут!.. Что же такое им сказать? Смешным и славным обитателям этих мест?.. Нет, не так... Ветеранам мировой сцены!.. Тоже не то. (Долго подбирает слова и вдруг кричит страшным сорванным голосом вниз, с балкона.) Труппа этого славного Дома!.. (Её голос срывается.) Прощайте! Слава вам!.. (Голос снова срывается.) Земным! Смертным! (Срывается.) Осмелившимся посягнуть на то, что принадлежит по праву только богам!.. БЕССМЕРТИЕ! (Срывается снова и снова.) Слава и тебе, молодой Бернардо, так горячо любимый мной в детстве второй стражник, бесстрашный мальчик-офицер! (Каким-то нечеловеческим усилием воли справляется со своими сорванными голосовыми связками, и теперь с каждым новым словом её голос крепнет, густеет, начинает свободно течь над садом.) Вы! Вечно живые! Вечнозелёные! Шекспировские! Островские! Чеховские! Вечно любимые! Прощайте! Прощай и ты, босоногий юноша с ангельским личиком и серебряной дудкой в руках! Никогда прежде я тебя тут не видела! Откуда ты взялся? Из какой пьесы?.. Как бесподобно ты смотришься на фоне этого горбатого мостика! Кто сумел тебя так искренне написать? (Переводит дыхание, Мартышке.) Я не понимаю: почему они смеются? Мартышка (заглядывая в сад через плечо Примадонны). Примадонна! Мне это больше напоминает встречу, нежели прощание. Разве нет? Примадонна. Как, встречу? (Постепенно, не сразу, доходит до неё смысл слов, сказанных Мартышкой). А как же я в этом платье?! (После паузы.) Что ж, в самом деле... Отрок с дудочкой, мшистый мостик... Что-то мне это тоже!.. (Вдруг хохотнув.) Значит вот откуда он – этот… звук!.. Жидковато, конечно, против рухнувшего Дантова моста, но все же!.. Все же и в этом, наверное, тоже что-то есть. Не так ли? Только отчего-то я не вижу в саду Бауэра, человека в некрасивых синих трусах, столько лет разгуливающего в них по моей жизни! Значит, он ещё ходит где-то? Вечнозелёный Бауэр, славный второй трубач? Но ведь ни один оркестр на свете не состоит только из первых скрипок. Так же и в нашей жизни: кто-то обязательно должен быть вторым! Видимо поэтому он и не захотел никого оттирать от неё локтями?.. За это я люблю его ещё больше, чем прежде! (Мартышке.) Слышишь?! (Про себя, шёпотом.) Что ж это у меня за судьба, в самом деле, вечно любить вторых?.. Но ведь и их тоже должен кто-то любить, не так ли? Мартышка. Ну, и какое же платье ты собираешься надеть на эту встречу? Примадонна. Разумеется, синее! И к нему серёжки с сапфирами. Мартышка. Синее? Бархатное? С утра? По-моему, ты просто сошла с ума! Примадонна. А ты?.. Или все ещё не можешь забыть, что мы вчера опять немного поссорились? Мартышка. И потом, эти твои... драгоценности. Они ведь, кажется?.. Примадонна. Хочешь сказать – немного фальшивые? (Хохотнув.) Ну а какие в самом деле могут быть драгоценности у постаревшей, всеми забытой примадонны?.. Впрочем, чего это я? Эх, и хороша звенящая жизнь была!
В комнате гаснет свет. И почти сразу же за этим – стук в дверь: «Вера Васильевна!» Без ответа.
КОНЕЦ
Но вместо того, чтобы опуститься, как обычно в конце представления, занавес, наоборот, поднимается. И тогда становится видна послащённая в небе, как это бывает только под утро, уже отлетевшая от Дома луна, и под нею – самая ранняя и тонкая, которую только можно себе представить, весна. И уже чуть тронутый ею тёмный таинственный сад, чьё существование за окнами все это время выдавал лишь шорох насквозь промокших деревьев, чертящих в ночи какие-то безмолвные, бесконечные, тайные письмена. Мартышку окликает детский голос: – Мартышка! Мартышка! Мартышка (не сразу). Что тебе, Кроха? – Все куда-то ушли и оставили меня совершенно одну! Мартышка. Не бойся. Я всегда буду с тобой. Я тебе это обещаю, Кроха! Ты слышишь меня? Я знаю, что ты где-то притаилась и что ты меня слышишь!..
|