ГРИБАБУШКА,

ИЛИ НЕМНОЖКО КОЛДОВСТВА

К истории вопроса о Колдовском лесе

Шел дождь. Что было вполне обычным явлением для этих северных мест: под дождем мокли необозримые луга и простирались необозримые болота. А вкруг болот, в свою очередь, стеной стояли такие же необозримые леса. За лесами, за лугами и за болотами на севере необозримой страны неподалеку от большого Очень красивого Города, за свалками и совхозными полями, в стороне от дачных поселков укрылся от чужих взглядов еще один лес — Колдовской, тайный. А начинался он с высокого песчаного косогора, где шумели под ветром сосны...

Колдовским лес прозвали потому, что хоть и знали о нем многие, но далеко не все в нем бывали. Не оказался он нанесен и на карту области. Нечего и говорить о том, что не видно было лес и с самолета — как-то уж очень удачно закрывали его туманы и облака. Со спутников и с помощью радаров также не удавалось его засечь — не отражались от леса посланные локаторами радиолучи, исчезали в нем без следа. Даже вездесущие и всезнающие военные мало что могли о нем рассказать. Поэтому много препятствий, зримых и незримых, вставало на пути любопытствующего, во что бы то ни стало решившего забраться сюда. Но бывало и наоборот — не успевал новоприбывший сойти с подножки рейсового автобуса, как почти сразу же перед ним в зеленой стене леса открывалась тропинка, ведущая в чащу, по которой и устремлялся путешественник вперед.

Как уже было сказано, не всякого принимал лес. Выбирал он людей по каким-то известным лишь ему одному признакам. И поэтому если вдруг кто и появлялся на его окраине — норовистый и целеустремленный, — того не допускал лес до своей сердцевины: водил, плутал, пугал лешим, а то и водяным. И норовистый и целеустремленный, несолоно хлебавши, долго-долго выбирался из леса, проклиная колдовское его устройство.

Но птице и зверю было в лесу свободно. Скрывалось тут зверье от охотников, от браконьеров, от злых мальчишек. Выводило потомство.

Зато всегда пускал лес хороших мальчишек и хороших девчонок. А с ними иногда пускал и взрослых.

Тысячу лет стоял он, простоял бы, наверное, и больше. Но что-то вдруг разладилось в колдовском механизме леса, стало давать сбои: дело дошло до того, что чужие сомнительные люди неизвестно как появились однажды на Солнечной поляне, в самом центре Колдовского лесного мира. А потом случилось и вовсе страшное — в лесу начались порубки...

Рассказывали и о том, что живет здесь не то ведьма, не то могущественная волшебница, конечно, пытались добраться и до нее. Временами местные газеты подливали масла в огонь и будоражили общественность историями об инопланетянах, поселившихся в лесу, о пришельцах из других миров. Городской этнографический музей каждый год лихорадочно организовывал экспедиции, которые так же лихорадочно каждый раз откладывались: то не хватало денег, то в последний момент исчезало куда-то казенное снаряжение, то находилась еще какая-нибудь причина. Чаще всего попросту всплывали дела поважнее. Поэтому в очередной раз (в который уже!) лес оказывался неисследованным, неучтенным и не нанесенным на карту. В летописях и исторических документах он также почему-то не упоминался.

На карте Ленинградской области, в самом ее центре, если как следует приглядеться, и сегодня еще можно заметить белое пятнышко неисследованной территории. Это он и есть — Колдовской лес!

Правда, в последнее время все упорнее ходят слухи о том, что никакого Колдовского леса на самом деле нет. А есть лишь неистощимая народная фантазия и досужие домыслы. И сверх того — страстное желание, чтобы лес все-таки был. Так бы, наверное, все оно однажды и кончилось, исчез бы, наконец, Колдовской лес навсегда, заполнилось бы чем-нибудь несущественным белое пятно на карте области. А потом исчез бы лес и из памяти людей, если бы вдруг не произошло неприятности с фотографом одной из местных газет... А дело было так. Однажды в середине зимы уехал этот фотограф на съемку некоего объекта и пропал. Куда он уехал и зачем — не знали, командировки никто ему не выдавал — художественная фотография дело тихое, индивидуальное. Следовательно, и искать фотографа, когда всполошились, было негде.

Через два месяца фотограф наконец явился — обмороженный, испуганный, осунувшийся и изголодавший. И притом поседевший. На вопросы сотрудников о том, где он был и что с ним произошло, отмалчивался или что-то мычал. Только замечено было, что как-то не стал он с тех пор переносить не только леса, но даже и деревянных конструкций вообще: с дачи, где он прежде жил с семьей, съехал и перебрался в каменный дом, откуда предварительно вынес всю деревянную мебель: столы, табуретки, шкафы и кровати, заменил ее синтетической, а все полы в квартире устлал линолеумом. Рехнулся, словом. А потом и вовсе пропал. Поговаривали, что кинулся он в столицу за длинным рублем. Тогда же выяснилось, что вместе с фотографом интересовались лесом и иностранцы. Поехали туда на двух автобусах и заблудились где-то, как дети, фотографа потеряв. Через неделю они, однако, вернулись — небритые, голодные и злые, как черти. Ничего не нашли — ни Колдовского леса, ни его таинственных обитателей. Ни шиша. Рассказали, что заплутали по дороге в каком-то зимнем обыкновенном лесу, и он им, иностранцам, не понравился! И, казалось бы, история леса на этом застопорилась. Постепенно свыклись люди с чудом, как свыкаются они со всем на свете. Мол, стоит там какой-то лес, ну и пусть себе стоит. Да и лес с ним! (Расхожее местное выражение.) В споре между вечным народным любопытством и вечным ленивым народным нелюбопытством победило оно, последнее. Ну а на самом-то деле события в Колдовском лесу разворачивались в то время вот как...

Глава первая. УГРОЗА

"...вночали всего были одне камни. Потом одне камни привратились в деревья и воды. Другии камни стали звездами. Третти камни привратились в Людей. А четвертые камни сделаллись Духами..."

На краю Колдовского леса расположилось живописное болото, заросшее осокой и камышом, с кочками, упавшей Березой, комарами и всем прочим, что встречается на болоте. На Березе сидели двое: странные, неожиданные, фантастические существа.

— ...а сам такой черный-черный. И такой прямо страшный. Днем еще ничего, а ночью ужас! — негромко рассказывал один, с плоской головой и грустными зелеными глазами, телом худой до такой степени, что аж просвечивает — словно на крестовину кинули сушиться сеть с застрявшими в ней желтыми осенними листьями.

— Ужас, говоришь? — тихо спрашивал другой, чудной не менее первого, с огромной лысой головой и большими немигающими глазами, телом плотный, весь какой-то надутый, темный, будто резиновый.

— Ох и ужас!

— И сильно страшный?

— Ох, страшный!

Они помолчали. Подумали каждый о своем.

— Главное — он землю ест! — громко, для того чтобы окончательно поразить воображение собеседника, наконец сказал первый, через которого видно.

— Ну? Землю? Землю — это ты крепко загнул, Листик. Такого даже у нас в Колдовском лесу не бывает! — ответил ему на это второй, плотный и темный — будто резиновый.

— Сам видел! Не веришь? Вот так ест... — И первый, названный Листиком, широко загреб рукой в воздухе, как бы стараясь ухватить огромный воздушный пузырь. — Да еще вот так. Ест — не наестся!

— А что глаза? Глаза у него? — осторожно поинтересовался второй.

— Ну! Глазищи прямо огнем хлещут!

— Хвост? Хвост какой у него? Заметил?

— Вот хвоста я не видел, — вздохнул Листик. — А лапа только одна! Наверное, вторую кто-нибудь ему за это оторвал!..

Они опять помолчали. Слышно было, как где-то поблизости в воздухе звенело тонкое комариное облачко.

— Много, ох и много нашей земли он уже поел... — горестно начал Листик. — Помнишь, Болотик, Земляничную поляну, где мы прошлой осенью в прятки с Грибабушкой играли?

— Ну? — насторожился Болотик.

— Нет ее больше!

— Как нет? Нашей Поляны, где ручей? Съел? — вытаращил свои огромные глаза Болотик.

— Начисто. От Поляны только пень остался! Представляешь? От целой Поляны — один пень!.. А какой славной Поляна была! И какой замечательный, чистый ручей... А опушка, где ландыши летом цвели?!

Услышав это, Болотик даже вскочил с Березы.

— Стой! — воскликнул он. — Стой, молчи. Молчи и трепещи! Ни слова! Что, опушка? Это моя любимая!

— Не стало ее прошлой ночью... — с грустью ответил Листик, несмотря на строгую просьбу молчать.

— Как же это так, опушки не стало? — не понял Болотик. Огромные глаза его стали еще больше. И он опять застыл — тяжело задумался. Да так и остался стоять с широко открытыми глазами. — Ну да... Слышал я под утро шум... Я думал — колдовской он, сонный, — наконец проговорил он и помрачнел. — Ясно. Он что же, значит, и ночью ест?

— Ночью-то он особенно налегает! Поэтому я к тебе посоветоваться: может быть, это... мокрой клюковкой его жахнуть, а? Как думаешь? — Листик постарался заглянуть в глаза друга поглубже.

— Ну, скажешь тоже! Клюковка — это, считай, самое распоследнее средство, — отвел глаза в сторону друг-Болотик. — А если вдруг это кто-нибудь из наших, из колдовских, в него так неудачно обратился? — сделал он неожиданное предположение и подсел обратно к Листику на Березу.

— То есть? — не понял тот. — Как это... из наших? Кто?!

— Откуда я знаю — кто именно. Я ведь в болоте живу, мне отсюда не видно, что там в лесу у вас делается!

Они вновь помолчали.

— Тогда, может быть, это Пачкун? Пачкун таким вернулся? — робко спросил Листик.

— Может быть, ему, Пачкуну твоему, скорую помощь идти оказывать надо? — тут же подхватил Болотик. — А ты ему под нос — мокрую клюковку: на, жуй! Что он тебе потом, после обратного обращения, скажет? А? То-то же. Я сам колдовал в позапрошлом году, сбился, обратился невесть во что — просто в свист. Всем лесом меня расколдовывали — целую неделю по всему лесу свист стоял! Помнишь? И ведь как замечательно расколдовали!.. А если бы мне тогда под нос — мокрую клюковку? Много ли бы теперь от меня осталось? Сам ведь знаешь: дело наше колдовское нелегкое, всякое случается...

— Да, ты прав, — вздохнул Листик и почесал рукой там, где у него предполагался затылок. — Даром, что ли, голова у тебя большая? Об этом-то я и не подумал. Вдруг и в самом деле это кто-то из наших? Вдруг Пачкун? Я его, конечно, не очень люблю, но все-таки он нашей породы, колдовской. Жаль будет, если пропадет.

И они опять замолчали. Было слышно, как за их спинами в болоте что-то утробно заурчало и завозилось и при этом шумно вздохнуло. После чего из болота вырвался на поверхность воздушный пузырь. Листик насторожился. Но Болотик остался спокоен. Для него все это было привычным.

— Раки возятся, — сказал он. — Опять поссорились. Вот что, Листик... Дело это проверить надо, — наконец продолжил он "о деле". — Ты ворон запускал?

— Как же! Семь штук да от семи осин в разные стороны с наговором... — Листик оживился.

— Что было?

— Ветер прошел, Березу, видишь, завалило.

Болотик заглянул под себя, на поваленную Березу, на которой они сидели.

— Эту, что ли? Негусто. Еще что пробовал?

— Освистал его, Однолапого, семью свистами и черным словом наоборот семь раз выругал.

— Ну?

Листик вскочил с Березы и с азартом, так, будто хотел начертать что-то в воздухе, взмахнул рукой:

— В небе!..

— Ну?! — на всякий случай одновременно испугался и восхитился Болотик.

— В небе... навроде молнии прочертило!

— А он?.. Он что?

— Зарычал он страшно и как ни в чем не бывало опять в кусты полез. — Проговорив это, Листик посмотрел на своего друга так, будто не решался его о чем-то спросить. Потом осторожно предложил:

— Может быть, ты, Болотик, пойдешь, скажешь ему сердито свою букву "Же"? Ужасно ведь опушки жалко!

Болотик отвернулся и кисло посмотрел на топкий противоположный берег болота. Потом с явной неохотой ответил Листику так:

— Ну, Листик, букву "Же" мы ему всегда сказать успеем! Дел у меня невпроворот — лягушачью икру по всему болоту пересчитать нужно. Лягушата выведутся — чем я их кормить буду? Щучий капкан кто-то ночью поставил, нужно заговорить, чтобы не сработал. То-се, и к вечеру едва ли управлюсь. Землю, говоришь, ест? Значит, голодный. А рычит от отчаяния. Ты, Листик, если не знаешь, как поступить, — поступай по нашему лесному закону: накормить и утешить. Вот тебе мой совет: ты подкатись к нему, к этому... к Пачкуну, то есть... издалека: с разговорцем, с распросцем... Или ГрибАбушку попроси поколдовать. Для нее такое дело — одно удовольствие!

— Голова ты, Болотик, ох и голова! — вздохнул Листик. — Только ведь Грибабушка уже три месяца лежит, не встает. Одни мы с Елочкой у Грибабушки остались. И я боюсь. За себя боюсь и за Елочку. И за тебя, Болотик, тоже боюсь. Может, конечно, он и из нашей породы, только он твое болото обязательно съест!

— Неужели в самом деле съест? — испугался Болотик.

— Съест непременно. И думать нечего! — заключил Листик.

— Ну, тогда я рассержусь и скажу ему свою букву "Же"! — пригрозил Болотик.

— Испугался он твой буквы "Же", как же! — решил немного поддразнить его Листик.

— Видать, ты давно ее не слышал. Ну так вот! Хочешь послушать?

— Когда? Сейчас?! — тут уже настала очередь не на шутку испугаться Листику. Вместо ответа Болотик с шумом начал надуваться:

— Вот я тебе ее скажу! — страшным, на вдохе, мертвым голосом пообещал он. — Погоди. Смотри у меня! Куда ты? Стой!!! — прокричал он Листику, удирающему от него во все лопатки по краю болота.

— Пошутил я, не надо! — издалека ответил Листик. — Я пошутил!

— Ах, не надо? Ах, пошутил? Ну, как-нибудь я тебе ее точно скажу! — пригрозил Болотик и с шумом сдулся. — Смотри у меня!.. А отчего Грибабушка больна? — спросил он через некоторое время, прокашлявшись и отдышавшись.

— Да кто ж ее знает... Говорят, уже тысячу лет живет в лесу. А только как она заболела, так все наши и разбежались, поисчезали кто куда. И Пачкун тоже. Правда, он дольше других у постели Грибабушки сидел. Но сгинул и Пачкун. Одна Елочка осталась. Так что мы с ней вдвоем, с Елочкой, во всем лесу. Ну и, конечно, вдвоем нам всего не успеть. Исчезло эхо, водившее грибников за нос, не будет больше серебряного тумана под Новый год и бледных ледяных цветов, на Ивана Купала папоротник не зацветет!..

— Волшебного серебряного тумана?! — схватился за свою большую голову Болотик. — Моего любимого?!

А Листик продолжил, будто не слыша горестного возгласа Болотика:

— ...словно ничего нет больше колдовского на свете!

— И на Ивана Купала папоротник не зацветет?! — в еще большем огорчении воскликнул Болотик.

— ...исчезнут болотные огоньки, волшебные болотные тени! — перечислял Листик. — Ох, и ску-у-учно же станет в Колдовском лесу!

— Болотные огоньки! Самые мои любимые! Стой, молчи, трепещи!

Но Листик и не думал останавливаться:

— Я тебе больше скажу, Болотик: все это, конечно, ужасно красиво: серебряные туманы, бледные ледяные цветы... Только кому это теперь нужно? В лес детей нынче мало кто водит, в квартирах у всех телевизоры, сам понимаешь... Жизнь пошла такая, что трудно отличить настоящее колдовство от обыкновенного фокуса. Оттого, наверное, и Грибабушка больна. И Однолапый поэтому в лесу объявился. Так что иди, прощайся со своим болотом, Болотик!

— Молчи, Листик, молчи! — голосом оперного трагика взвыл Болотик. — Мы с тобой вот что!.. Мы с тобой вот как!.. Мы с тобой обязательно пойдем! Мы пойдем и скажем этому негодному Пачкуну нашу сердитую букву "Же"! — Болотик был так сильно взволнован, что даже привскочил.

— Мы ему так скажем, что он запомнит! — с жаром, который в нем трудно было предположить, подхватил Листик. — Только давай сперва Березу обратим, нечего ей, Березе, без дела тут гнить!

Вдвоем они быстро обратили Березу. Задрожав, она поднялась и осталась стоять на своем месте, как ни в чем не бывало.

— Ну? Чего ждем? Пошли! — с нетерпением сказал Болотик. И кинул взгляд, полный неизъяснимой любви, назад, на болото, в котором вновь что-то урчало и булькало.

— Погоди! — Листик прислушался.

— Это опять у меня, — удовлетворенно сказал Болотик и снисходительно похлопал Листика по тому месту, где у того предполагалось плечо, и объяснил: — В моем болоте. Пошли.

— Да погоди ты!.. — остановил друга Листик. — Вроде идет сюда кто-то. Слышишь? Точно идет! Давай на всякий случай обернемся? Кто во что?..

И оба, как по команде, исчезли: будто тут их и не было вовсе — Листик обернулся облачком серебристого тумана, тут же отлетевшим от берега и застрявшим в камышах, Болотик обратился в камень.

Глава вторая. ДЕД-ДЕДУЛЯ

"...вночали все шло харашо. Они жили мирно и друж. А потом пришло время и они раздилились. Первыми атошли звезды улители на небо. Вторыми отдилились деревья и воды. И осталиссь вместе одни Люди и Духи..."

Исчезли они вовремя, потому что буквально через минуту по краю болота к Березе подошел рыбак — не рыбак, грибник — не грибник, а какой-то непонятный старик: корзинки у него не было, и одет он был явно не для леса — в городскую рубашку и такие же брюки. И шел он по краю болота как-то боком, озираясь по сторонам. Под кусты не заглядывал, ягод не смотрел, грибов не искал... Словом — чудной. Возраста переходного: с седой головой, но с еще молодыми глазами. Словом, не совсем Дед, а как бы Дедуля. Поравнявшись с Березой, Дед-Дедуля посмотрел по сторонам и произнес негромко, но с чувством:

— Странно!..

Потом в непонятном волнении побродил по краю болота, посмотрел по сторонам, будто чего-то ища. И, не найдя, остановился. Видно было, что находится он в том самом состоянии, когда хочется кому-нибудь излить душу. Но излить душу на болоте некому, разве что только самому болоту. Оно как раз и распростерлось у ног Деда-Дедули — большое и несказанно равнодушное. И от этого Деду-Дедуле, видимо, стало даже хуже, чем было до этого. И он заметно помрачнел. На его счастье в этот самый момент на нижнюю ветку Березы откуда-то из леса выпорхнула серенькая невзрачная Птичка. Заметив ее, Дед-Дедуля оживился, словно нашел слушателя, и принялся изливать Птичке свою тоску:

— Только что тут лежала Береза, приметил я ее с той стороны болота. Хотел посидеть... Целый день на ногах! — по лицу Деда-Дедули видно было, как сильно он устал. — А ведь, похоже, то самое место... Плутал я тут в прошлом году, ох и плутал! Век бы не выбрался, если бы не верное народное средство — снял рубаху, вывернул ее наизнанку и вновь надел. И спасла меня моя рубаха!

И после этих слов Дед-Дедуля опять в каком-то странном волнении пошел по краю болота.

— Эх, видела бы это моя Внучка Таня! Да разве ей об этом расскажешь? Только посмеется — в Новый год она не верит, сны ей не снятся. Говорит: ну объясни мне, объясни, кому он нужен, твой Дед Мороз? В школах теперь точные науки! Словом, стала Внучка Таня скучной, черствой... Учителям дерзит. Ничего и никого не боится! А в последнее время даже начала... обманывать!!! И самое страшное, — Дед-Дедуля понизил голос почти до шепота, — она никого не любит! Вчера сказала мне: "Ты совсем старый, Дед, какая в доме от тебя польза?"

Тут Дед-Дедуля остановился и вытер вдруг навернувшиеся слезы. Оттого и не сразу заметил, что Береза за его спиной с тихим скрипом наклонилась и сама собой тихонько легла на землю. Дед-Дедуля обернулся на скрип и с удивлением разглядел лежащую Березу.

— Вот!.. Что я говорил, а?! Стояла — и вдруг легла! — с непонятным азартом воскликнул он. После чего осторожно, чтобы не спугнуть вновь перепорхнувшую Птичку, присел на Березу и уже спокойнее сказал: — Только разве она в это поверит? — Достал из кармана носовой платок, высморкался в него и вдруг заплакал: — Не могу! Не могу я так больше! В самом деле, какая в доме от меня польза? Старый, глупый. Ненужный! Что мне теперь делать? Утопиться разве?

После этих горьких слов Дед-Дедуля вскочил с Березы и кинулся в болото. Но послышался не всплеск воды, а какой-то стук. Минута — и Дед-Дедуля вылез из болота на тропинку почему-то совершенно сухой и ошарашенный, рукой потирая лоб.

— Лед! Лед на воде! До того края, на сколько хватает глаз — лед! Все болото покрыто льдом! И камыши изо льда торчат! Летом! Ужас!!! — Он оглянулся вокруг, увидел камень, в который обратился Болотик, с трудом поднял его и потащил к болоту. Вновь послышался уже знакомый стук, а потом громкий всплеск. И тут же Дед-Дедуля появился мокрый, перемазанный болотной жижей и ошарашенный едва ли не больше прежнего: — Лед треснул. Но ка... ка... камень по воде поплыл! — Дед-Дедуля с шумом перевел дух и с расстановкой заключил: — Ну, значит, это точно оно: это место!

В сильнейшем волнении он стащил через голову мокрую рубашку, выжал ее... И долго-долго так стоял, прижав рубашку к груди. И вдруг решительно порвал рубаху на части. И страшно прокричал в сторону леса:

— Возьми меня, Леший! — И после этого обреченно закрыл глаза.

Глава третья. ЗНАКОМСТВО

"...вночали Люди и Духи жили вместе. Они были едины и называли себя Лю и Ду. Звучало это очинь красиво ЛЮДУ. А потом Люди стали призирать Духов за то что те мало им памагали. Духи перестали им памагать и савсем ушли от них..."

А когда их открыл — увидел все то же самое болото: с кочками, комарами, камышом и всем прочим, что встречается на болоте. Береза снова торчала на прежнем месте. Только теперь ветви ее были заплетены в косички. Под Березой стояли хмурые Листик и Болотик.

— Здравствуйте! — жутковато улыбаясь и крутя головой, преувеличенно громко сказал Дед-Дедуля. — Значит, у вас и болото такое же... И Береза похожая... Ну, чего ждать?

Листик с Болотиком переглянулись. Потом Листик строго спросил гостя:

— Ты зачем рубашку порвал?

— Вдруг жарко стало! — испугавшись еще больше и изо всех сил стараясь это скрыть, ответил тот.

— А топиться зачем решил?

— Это я искупаться... Искупаться хотел, — объяснил Дед-Дедуля.

— Ага, — сказал Болотик. — Для того и камень с собой прихватил!.. Какой отдыхающий нашелся! В болоте! Знатную шишку на лбу себе набил!

Не зная, что на это ответить, Дед-Дедуля со страхом оглянулся на заплетенную косичками Березу.

— Это Елочка! — по-прежнему строго объяснил ему Листик.

— Елочка?.. — не понял Дед-Дедуля. — Оригинально! А у нас... У нас ее Березой... Березой называют. — Дед-Дедуля в сильном волнении проглотил ком.

— Никто с этим и не спорит, — сказал Листик и объяснил, будто на экзамене: — Род древесных и кустарниковых семейства березовых. Листья очередные простые, на зиму опадающие. Размножается семенами и порослью от пня. Произрастает в Европе и Азии в лесной и лесостепной зонах...

— Постой, — остановил Листика Болотик. — Так он точно ничего не поймет. — И объяснил Деду-Дедуле: — Это Елочка... Елочка Березку заплела! Шалит девочка, балуется.

— Понял, понял, — кивая головой и широко улыбаясь, сказал Дед-Дедуля. — Девочку Березкой зовут?

— Елочкой! — хором ответили Листик с Болотиком.

После чего они втроем принялись разглядывать друг друга.

— Зря мы тебя спасли! — наконец заключил Болотик.

— Спасли? — не понял Дед-Дедуля и быстро обернулся по сторонам. — Как спасли? То есть? Так это, значит, выходит... что? — По лицу Деда-Дедули было видно, что он все еще ничего не понимает, не знает, где он находится, видимо, полагая, что этот свет вовсе не этот, а, напротив, тот, в который увлек его леший, после того как была разорвана на части рубашка — колдовское верное лесное спасение.

— Дело твое кислое, Дед, — уже менее строго сказал Листик. — Иначе бы мы тебе ни за что не показались. Верно, Болотик?

— С таким горем, как у тебя, Дед... — начал Болотик.

— С таким горем, Дед, нужно тебе, Дед... — с жаром подхватил Листик. Болотик пихнул Листика туда, где у него подразумевался бок, но Листик отмахнулся и продолжил: — ...нужно тебе, Дед, к Грибабушке!

— Может быть... слыхал о такой? — осторожно поинтересовался в свою очередь Болотик. И, видя, что Дед-Дедуля по-прежнему смотрит на них во все глаза, объяснил: — Ма-аленькая такая бабушка... Не больше гриба. Отчего Грибабушкой ее и прозвали. Но колдовской силы необычайной: что задумает — все тут же и сделается!

От этих последних слов Болотика Дед-Дедуля начал понемногу приходить в себя:

— Только как же я в таком виде ей покажусь? Я же полуголый! — радостно сказал он.

— Вот потому мы тебя и спрашиваем: ты зачем рубашку порвал? — продолжал донимать его Болотик.

Дед-Дедуля не нашел, что на это ответить. Но Листику и Болотику было уже не до него: у них началось бурное совещание. Дед-Дедуля вытянул шею, изо всех сил напряг слух, но до него долетели лишь отдельные фразы:

— Грибабушка?

— Грибабушка, Грибабушка!

— Да не ты ли мне говорил, что она больна?

— Выходит, бросить тут его одного? Он опять в болото кинется!

— Не кинется. Я его!..

Ох, не слышно Деду-Дедуле!

— А он раз и — !.. В болото, то есть.

А дальше опять не слышно! А потом снова слышно:

— А Грибабушка ему совет даст!

— Какой уж тут совет, если внучка у него дура!

— Так уж и дура?

— Совершенная!

— А как же Однолапый? Бандит этот? Забыл?

— Подождет он, твой Однолапый, никуда не денется! Зато Грибабушке от этого, может быть, легче станет!

— Да? А ты вспомни: зимой с тем, первым, с фотографом, что из этого получилось?

— Ох, в самом деле... Зимой!!!

После этого голоса стали тише. И тогда Дед-Дедуля обернулся и посмотрел на Березу. И не смог отвести от нее глаз. Показалось ему: чьи-то быстрые пальчики перебирают ее косички...

— Сейчас я у него спрошу, сейчас! — пообещал Листик.

— Погоди, ты как-нибудь не так спросишь, — ответил ему Болотик. — Дай-ка лучше я! — и обратился к Деду-Дедуле с совершенно уже диким вопросом: — Ты, Дед, в английском силен?

От этих слов Дед-Дедуля вновь растерялся:

— В английском? А что, без этого разве никак? Ну, тогда... Нас ведь как на фронте учили? Ну тогда, значит... Значит, силен!

— А?! Понял?! — вскричал Болотик. — Что я тебе говорил? А?

— Все, Дед, прощай. Навсегда! — заключил Листик. И они с Болотиком тут же исчезли.

Долго, ошалев, стоял на краю болота Дед-Дедуля и, наконец, выговорил:

— Все. Пропали. Наверное, не поверили. И правильно сделали. Зачем наврал? Сколько раз внучка твердила: учи, Дед, язык, когда-нибудь пригодится. Вот — только время потерял. Какая еще там Грибабушка?.. Береза — для русского человека лучшее средство от всяких бед! — После этих слов Дед-Дедуля снял брючный ремень и решительно шагнул к Березе, которая при его приближении буквально рухнула на землю. — Эх!.. — испугался Дед-Дедуля, отскочил от Березы и кинулся знакомым путем к болоту. И тогда вдруг услышал за своей спиной знакомый голос, исходивший, казалось, откуда-то прямо из воздуха:

— Стой, Дед! Значит, не знаешь английского?

— Ну, что делать! Ну, не знаю! — широко развел руками Дед-Дедуля. — Извините!

— Точно не знаешь? А немецкого? Немецкого пополам с французским? — спросил из воздуха тот же строгий знакомый голос.

— И немецкого пополам с французским не знаю!

— Тогда, может быть, японского? — донимал дотошный голос.

— Плохо нас в школе учили, — вздохнул Дед-Дедуля. — Время было такое... не интернациональное. Так что, извините, не знаю. Ну, все? — И вдруг попросил жалобно и тихо: — Может быть, теперь, наконец, вы меня отпустите?

— Куда? Куда тебя отпустить?

— Да вот... — Дед-Дедуля мотнул головой куда-то в сторону болота.

— Опять топиться, что ли?

Возникла долгая пауза. Затем послышалось шептание. После чего Листик с Болотиком, наконец, вновь возникли из воздуха перед Дедом-Дедулей.

— В общем, так, Дед... — начал Листик. — Дело, значит, такое... Цветов по дороге не рвать, птичьих гнезд не разорять. Грибов ногой не сшибать! Понял? Потому что нельзя, Дед!

— Нельзя, Дед! Понял? — как эхо, повторил за другом Болотик.

— Понял, понял, нельзя, — согласно закивал Дед-Дедуля.

— А ягоды, наоборот, есть можно, — твердо сказал Листик.

— Понял. Все понял. И насчет ягод тоже понял! — радостно согласился Дед-Дедуля.

— В этом году ох и много же их уродилось! — тут же похвастался Листик.

— Выходит, это ты меня осенью по болоту за нос водил? — осторожно спросил у Листика Дед-Дедуля. Тот кивнул на Болотика:

— Он!

— Ну, я водил, — признался Болотик.

— А зачем отпустил?

Этому вопросу Болотик улыбнулся:

— Смотрю: снял рубашку, надел, снова почему-то снял и опять надел!.. Думаю: зачем мне псих?

— Вот что. Надо психа одеть, — решил Листик. И они с Болотиком принялись плести из камыша для Деда-Дедули одежду, радостно при этом переговариваясь:

— Значит, все-таки Грибабушка?..

— Грибабушка, Грибабушка...

— Да ведь больная она!..

— Ей от этого легче станет. Скажем ей: появился тут псих один... которому в самом деле чудеса нужны. Она ему совет даст!

— А не попадет ли нам с тобой от Грибабушки?

— За что?

— За то, что показались ему, да за то, что с собой его привели!

— А как же накормить и утешить?

— А если внучка у него дура?

— А Однолапый? Вспомни про Однолапого!

— А ледяные цветы? А папоротник на Ивана Купала? А волшебный туман? Забыл?!

А Дед-Дедуля стоял и все никак не мог оторвать глаз от Березы...

— Знаешь, как это называется, Дед? — окликнул Деда-Дедулю Листик и показал ему свою работу — нечто, сплетенное из камыша и травы.

— По-моему, это су... супонь, — неуверенно произнес Дед-Дедуля.

— Сам ты супонь! Это называется "халява".

— Как? — переспросил Дед-Дедуля. — Не понял?

— Халява, Дед, это когда за тебя кто-то работает! — с заметным раздражением объяснил Болотик. После чего Дед-Дедуля спохватился и начал помогать доплетать себе одежду: все трое склонили головы над работой. И в этот момент тихий девичий смех прозвенел в воздухе: словно ангел пролетел над болотом.

Видя, что Дед-Дедуля не перестает бросать взгляды на Березу, которая к этому времени опять поднялась, Листик попросил кого-то прямо в воздух:

— Елочка, обратись!

А в ответ ему — опять лишь тихий смех.

— Когда просишь — ни за что не обратится! А может быть, стесняется, — объяснил Болотик Деду-Дедуле.

В ответ Дед-Дедуля тяжело вздохнул:

— Внучку бы... Внучку бы мне такую!.. Только почему же ее Елочкой зовут? — спросил он у Листика.

— Потому что больше всего на свете любит Елочкой обращаться. В особенности под Новый год. Обернется Елочкой — да такой стройной, такой раскрасивой и распушистой, что специально приехавшие в лес лесорубы — грубые мужики! — не решаются ее рубить. Только подивятся на нее, поохают и стороной обойдут. А она, дурочка, думает, что недостаточно хорошо для них обрядилась. И на следующий Новый год обрядится еще краше, даже с игрушками...

— Для чего же она все время Елочкой обращается?

— К людям, дурочка, хочет. Грибабушка ее туда не пускает. Боится за нее. Вот она Елочкой и обращается. Чтобы в городе хоть разок побывать!

И опять над ними послышался девичий смех — будто на крылышках пролетел. После чего Дед-Дедуля заговорщицки подмигнул Листику и ткнул пальцем в куст с яркими красными гроздьями:

— А это? Этот симпатичный кустик у вас... к т о?

У Листика, похоже, уже был заготовлен ответ:

— Смородина, семейства камнеломковых. Кустарники с гладкими, реже с шиповатыми побегами, с черешковыми лопастными листьями. Цветки в кистях мелкие. Плод — ягода красного, желтого, оранжевого, черного и других цветов, кисловатая. Известно около ста пятидесяти видов, включая дикие, — и он принялся одевать в привычную лесную одежду вновь опешившего Деда-дедулю. — Ну, что, пойдем?

— Пойдем, Дед! — сказал Болотик.

— Пошли! — согласился Дед-Дедуля. И втроем они ступили на тропинку, ведущую в лес. Но ушли недалеко.

— Стойте! — вдруг остановился Листик. — Вон он, Однолапый! Вот уже куда он приполз! Без шума, гад, подобрался... Ты не забыл, Болотик, своей сердитой буквы? Ты хорошо ее помнишь? Ты помнишь, когда именно ты должен сказать ее Пачкуну?

— Это не Пачкун, Листик, — ответил Болотик упавшим голосом. — Надеюсь, ты захватил с собой мокрую клюковку? А?

Глава четвертая. ОДНОЛАПЫЙ

"...самые а-бидчивые из них стали Людям вридить и прятоть от них их вещи. А добрые Духи те не-смотря не на что по прежниму Людям памагают. Только низаметно по тихоньку. Теперь между миром Духов и миром Людей нет бы-лого е-динства хотя и те и другие живут в одних и техже местах..."

 Косогор был завален вывороченными деревьями, корни и ветви которых перепутались и скрутились друг с другом, словно в судороге. У многих деревьев стволы треснули и белели смертельными разломами — зрелище сильное и страшное, как побоище: казалось, над Косогором пронесся сильнейший ураган, порушивший все живое на своем пути. А на краю Косогора чернела, отливая металлом, гигантская туша Однолапого. Рядом в кустах лежала его огромная лапа с отполированными долгой работой когтями.

— Ох и страшный же, — прошептал Болотик, осторожно разглядывая Однолапого через кусты.

— А я что тебе говорил? — так же шепотом ответил ему Листик и негромко передразнил Болотика: "Накормить и утешить". Утешишь такого... И еще, пожалуй, накормишь!

— Ну, во-первых, он спит, — как бы оправдываясь, сказал Болотик.

— Во-вторых, мы его сейчас как разбудим!.. — ответил Листик, снова понемножку начиная храбриться. На что Болотик сокрушенно покачал головой и совершенно справедливо заметил:

— Разбудим — он опять есть захочет, в лес поползет. И тогда уже в самом деле конец Колдовскому лесу!

— Голова ты, Болотик! Ох и голова! Значит, будет лучше, если он и дальше будет спать! — с явным облегчением согласился Листик.

— Одна его лапа чего стоит, — будто к чему-то примериваясь, проговорил Болотик.

— А бок? На бок погляди — броня! — подхватил новую тему Листик.

— Может быть, не один он такой в лесу?.. — задумчиво предположил Болотик. Эту мысль Листик тут же с готовностью развил:

— Может, их тут двое?.. или даже, может быть, трое?.. От большо-о-ого стада отбились?.. Был бы он тут такой один — тогда понятно, тогда бы мы в момент ему рога обломали. Но связываться с целым стадом!.. Только разве чтобы его раздразнить! Чтобы оно первым кинулось!..

На это Болотик промолчал.

— Все? — наконец спросил он с усмешкой.

— Все стадо... — неуверенно объяснил Листик.

— Я спрашиваю: ты все сказал? — жестко переспросил Болотик и обратился к Деду-Дедуле, про которого они, казалось, к этому времени уже забыли: — Мы ведь для чего тебя проверяли? Не первый ты тут у нас. Ты у нас тут второй! Первый у нас зимой был... Фотографом, гад, любителем природы прикинулся... Помнишь, Листик? Словом, влез в душу. В конце концов показались мы ему, уж очень он нас просил. А знаешь, Дед, чем все это кончилось? Плохо кончилось, Дед. Пригнал этот Первый в Колдовской лес автобус с иностранцами. Приборов они тут своих понаставили, сетей... Аэрозолями прыскали — отпечатки наши искали. И, конечно, ничего не найдя, уехали. Видать, решил он, этот Первый, на нас заработать. Продать он всех нас решил — и Болото, и Колдовской лес, и все-все-все!.. — И, великолепно сверкнув своими огромными темными глазами, Болотик добавил: — Ну, потом-то нами ему за это было, конечно, сделано! Да, Листик?

— Сделано было. И было сделано крепко! — с готовностью отозвался Листик. И на всякий случай объяснил Деду-Дедуле: как именно и что именно было ими "сделано" тому Первому "гаду", Фотографу, то есть: Фотографа буквально взяли за шиворот и, прислонив ногой к дереву, приживили ее. Прямо за ступню. И потом он так немало простоял тут на одной ноге. И по сию пору мог бы еще стоять — от этого зрелища бывает, знаете ли, очень не по себе, когда вдруг в зимнем лесу на такое наткнешься! Это ведь тебе не какие-нибудь там выросшие за день на пне большие красные губы, это, пожалуй, посильнее будет! Да только пожалели его, Фотографа, отпустили через некоторое время прочь.

И от этих страшных слов, и от этих страшных красных губ Деда-Дедулю аж передернуло.

— Так что ежели с нами сегодня что и случится, Дед, ты все-таки смотри!.. — на всякий случай незло пригрозил ему Болотик.

— Ох, Дед, смотри! — повторил Листик.

— Я — что! Я смотрю. Я — нет! — испуганно ответил Дед-Дедуля.

А после этого Болотик задумчиво сказал, кивнув в сторону Однолапого:

— А это, выходит, значит, у нас тут Третий... Только, может быть, он все-таки хоть немножко Пачкун? Неудачно обратился, никак выбраться не может?.. — И, обернувшись к Листику, Болотик спросил: — Ты какие помнишь признаки у обращенных?

— Про признаки? При чужом?! — показал глазами на Деда-Дедулю Листик.

— Эх, ты, недогадливый! — пожурил его Болотик. — Говори на непонятном языке!

— Значит, так... — начал Листик и... вдруг понес околесицу: — Пиразпилипичапиют пичепитыпире пивипида пиопибрапищепинных: пиопибрапищенпиныпие пислупичайпино, пиопибрапищенпиныпие пипо пинепивопиле, пиопибрапищенпиныпие пипо пиупибепиждепинипию пии пиопибрапищенпиныпие пизлопиупимыпишлепинпиныпие. Пивсе пиипимепиют пикапикой-пинипибудь пиброписапиюпищийпися пив пиглапиза пиприпизнак: пиопитдепильный пили пиклок пивопилос, пислупичайпино пивыпироспиший пина пигопилопиве пиипили пибопиропиде, пимупитный пили пивзгляпид. Пиа питак пиже: писвипинцепиво-писепиропие пилипицо, писрописшипиепися пинапипущпиенпиныпие пибропиви...

Дед-Дедуля прислушался, покрутил головой, но не смог разобрать в его речах смысла: буквы были вроде русские, каждая в отдельности знакома, но вот все вместе взятые... Нет, непонятно Деду-Дедуле!

— ...пизлупию пиупилыпибку, пимепидленпиный пис пираспистапиновпикой пигопилос, пинепибрежпинупию пиприпичеспику, пиморпищипиниспитый пилоб, писупитупилопивапитость, пипопиходпику пинепитопиропиплипивупию пиипили пизапидумпичипивость. — Листик закончил свой монолог и гордо так спросил у Болотика: — Ну, как? Здорово зашифровал? Спорить могу — он ничего не понял! А ты?..

После этого они с Болотиком некоторое время таращились друг на друга. Пока не раздался тихий смех Елочки.

— Ладно, — сдался Болотик. — Говори при нем. Времени нет с тобой разбираться!

И тогда неожиданно в их разговор вмешался Дед-Дедуля:

— Товарищи лешие, времени действительно нет! — Видно было, что после этой фразы ему стало ужасно неловко. Но, к счастью, никто не обратил на это внимания.

— Значит, так!.. — академическим тоном начал Листик. — Перевожу. Различают четыре вида обращенных: обращенные случайно, обращенные по неволе, обращенные по убеждению и обращенные злоумышленные. Все имеют какой-нибудь бросающийся в глаза признак: отдельный ли клок волос, случайно выросший на голове или бороде, мутный ли взгляд. А так же: свинцово-серое лицо, сросшиеся клочковатые брови... — Листик бросил недвусмысленный взгляд в сторону Деда-Дедули и продолжил: — ...злую улыбку, медленный с расстановкой голос, небрежную прическу, морщинистый лоб, сутуловатость, походку неторопливую или задумчивость. Говорят мало и хрипло, любят постоянно что-то ворчать или шептать, всегда любят выпить! Могут иметь: родимые пятна, нечувствительные к уколам иголками или же одну ногу навыворот, пяткой вперед. — Тут Листик обратился почему-то непосредственно к Деду-Дедуле и объяснил ему так: — Про лапу ничего не известно. Известно про большой глаз и одну большую-пребольшую... — Листик оглянулся по сторонам, не слышит ли кто? И закончил шепотом: — ...титьку.

Этого Дед-Дедуля уже не выдержал:

— Титьку? Зачем? — застонал он.

— Которой, — продолжил Листик, — всунув ее человеку в рот, человека насмерть задушивают. Обычно неуязвимы. Для нанесения обращенному побоев надлежит бить не по нему, а по его тени... В предсмертной агонии ищут примирения со всеми, кого в течение жизни обидели. Из-за чего требуют, чтобы при их физических страданиях присутствовал кто-нибудь из посторонних или домашних. После смерти в течение некоторого времени в доме обращенного могут раздаваться: стук, треск, ходьба, говор, который нельзя разобрать...

— Вот-вот, именно говор! Говор, который нельзя разобрать! — со значением воскликнул Болотик и подмигнул Деду-Дедуле. После этого они с ним вдвоем начали давиться беззвучным смехом. Причем им вторил негромкий смех Елочки. Смущенный Листик перевел взгляд на Однолапого, пригляделся к нему и вдруг сказал с досадой:

— Ну вот, разбудили, зашевелился. Сейчас кинется!

— Ладно, пошли, — Болотик поднялся с земли.

— Пошли, — с готовностью подхватил Дед-Дедуля.

— Пошли, — Листик прошел несколько шагов и вдруг остановился: — Стой! Нет! Вспомнил! Так просто идти к нему нельзя! — Завладев вниманием, он объяснил: — Нужно идти не к нему, а как-нибудь так... мимо. Понимаете? Хитро идти. Идти непросто. Задом наперед, например. Или же через шаг. Или еще как-нибудь... колдовски. Чтобы он не догадался. Идти, идти и... и...

— И, например, мимо пройти, — закончил за друга Болотик. — Правильно. Нужно его перехитрить. Например, сбегать за Грибабушкой. Она его одним пальцем! А может быть, вообще с ним не связываться, а как-нибудь по-колдовски его не заметить? Да?

— Товарищи волшебники! — вновь влез в разговор Дед-Дедуля. — В тылу такое оставлять нельзя! — И после этой фразы ему опять стало ужасно неловко.

Болотик ткнул в бок Листика тем, что, по идее, должно было бы называться у него рукой:

— Слышишь, что тебе говорят? Пошли, не бойся. Поколотишь его по тени... Небось, не промахнешься — тень у него большая! От целого стада тень! Пошли.

— Ладно, пошли, — окончательно сдался Листик.

И в этот самый момент Колдовской лес до самой своей тайной сердцевины содрогнулся от рева Однолапого.

Глава пятая. БОЙ

"...уже многа раз Духи хадили к Людям и придлагали им свою дружбу. Но каждый раз Люди отвичали Духам нет..."

— Стой! — бросился вперед, на Косогор, Болотик.

— Остановись, Пачкун, слышишь?! — Листик кинулся вслед за Болотиком.

— Перестань! Иначе — смотри!.. — тонко вторил Болотик.

— Смотри! Не делай этого! — как эхо, вторил вслед за другом Листик.

— Пачкун, перестань!

— Тебе не стыдно, Пачкун?

Но Однолапый и не думал останавливаться. На ходу сшибая деревья и подминая под себя кусты, он полз к болоту. Подрубленная под корень огромной лапой, наклонилась уже знакомая нам Береза...

— Что же ты делаешь?! — обомлел Листик и от неожиданности даже споткнулся: по лицу его текли слезы. Вообще-то настоящего лица у него как бы и не было — были лишь одни большие грустные зеленые, полные слез глаза.

— Не смей, Пачкун! — это Болотик.

— Ни с места!! — это Листик.

— Стой!

— Берегись!!!

— Эх!..

И Береза, зашумев, пала.

И тогда завязался бой. В начале осторожный, когда незнакомые друг другу противники боятся чересчур разозлить друг друга, постепенно он перерос в настоящее сражение — Листик начал выращивать на пути Однолапого непроходимые заросли: Вьюнок, посланный Листиком, подполз к Однолапому, уцепился за него, забрался выше, обвил лапу. На секунду огромная лапа замерла в воздухе, Однолапый взвыл и... и плеть Вьюнка лопнула.

— Дает Пачкун! — в азарте боя прокричал, размазывая по лицу слезы, Листик. — Не хочет останавливаться!

— Подкинь ему еще! — таким же криком ответил Болотик. — Давай!

Однолапый выдрался из зеленого плена и тут же едва не завалился в яму, до краев наполненную водой, которую ему "устроил" Болотик, — под Однолапым просела земля. Тогда он зацепился за край ямы и все-таки вылез. На него начали валиться деревья — он выдрался и из-под них. И, взревев, как краб клешней, принялся размахивать лапой, отбиваясь от нападавших.

— Гони к болоту! В болото его! — кричал Болотик.

— Ты его колдовством! Колдовством бери! — кричал Листик. — Навались!

Листик с Болотиком скороговоркой принялись наговаривать, и вот уже молнии над верхушками деревьев начали посверкивать, и голубые огоньки по бокам Однолапого пробегать... В воздухе отчетливо запахло озоном. Однолапый на глазах начал менять цвет, покрылся пятнами ожогов... Казалось, он вот-вот вспыхнет! Но раздалось негромкое шипение — и Однолапый оделся в шубу из густой белой пены. И тогда на Однолапого налетел Дождь.

— Давай-давай-давай-поливай! — надрывался Болотик. — Лей, не жалей!

Дождь смыл пену с боков Однолапого. Однолапый, как собака за своим хвостом, закрутился на месте. И пропал за стеной Дождя. Но не бесконечен и Дождь, и поэтому он тоже кончился. И стало видно, что Однолапый стоит на месте, как ни в чем не бывало. Вымытый, блестящий и готовый на все...

— Нет, колдовством нам его не взять! — после ошеломленного молчания заключил Листик.

— Видно, все-таки придется бежать за Грибабушкой, — ответил Болотик.

— Да больная она, — с досадой напомнил Листик и сверкнул своими грустными зелеными глазами. После чего торжественно, в соответствии с моментом, произнес: — Видать, настало, Болотик, твое время... Давай. За этим я тебя и позвал. Подожди только, я подальше от этого ужаса отойду. — И Листик с опаской отошел в сторону.

Делать было нечего. Поэтому Болотик начал так:

— Слышишь, Пачкун? Сейчас я тебе скажу свою знаменитую букву "Же"!.. Ты уже, конечно, слышал о ней? Считаю до трех. Потом ты, Пачкун Однолапый, конечно, пожалеешь, только ведь поздно будет! Слышишь? Раз... два... два с половиной... два с тремя четвертями... Понимаешь? Уже два с тремя четвертями! А я считаю всего до трех. Или даже лучше до четырех. Хочу дать тебе время подумать еще. Как следует подумать! Не так, как в прошлый раз, когда я считал до трех. И поэтому считаю сначала: раз... раз с половиной... раз с двумя четвертями... раз с тремя четвертями... Когда-то мы были с тобой друзья. Ты помнишь? А теперь ты вынуждаешь меня об этом забыть! Ну, все, держись. Все! Два!.. Два с половиной!.. Два с тремя четвертями!.. — Видно было, что Болотик попросту тянул время.

И тогда очень к месту раздался испуганный возглас Елочки:

— Ой!

— Елочка, не бойся! — тут же с готовностью ответил Болотик. — Тебе не будет страшно! Будет просто: раз — и все! И только ужас клочьями полетит по лесу!

И тогда опять испуганный возглас Елочки:

— Ой!!

— Видишь, Листик, я Елочку испугал. Наверное, будет лучше, если ты достанешь свою мокрую клюковку! Да?

— Клюковку? Сейчас-сейчас... — Листик тоже заметно медлил. Потом, наконец, громко сказал: — Ужаса не обещаю, но страху в лес постараюсь нагнать покрупнее!

И тогда опять послышался испуганный возглас Елочки:

— Ой!!!

— Видишь, Болотик, что мы с тобой наделали? Мы с тобой Елочку напугали, — с укоризною сказал Листик. — Видимо, придется все-таки бежать за Грибабушкой!..

А от этих его слов голос Елочки еще испуганнее:

— Ой-ой!!!

И тогда вперед шагнул Дед-Дедуля.

— Гранату бы мне, — произнес он очень тихо, но твердо.

— Чего-чего? — не понял Листик.

— Гранату, — повторил Дед-Дедуля.

Возникла долгая напряженная пауза.

Неожиданно для всех Болотик нырнул в яму, полную воды, и достал оттуда самую что ни на есть настоящую военную гранату.

— Держи, Дед! — Он протянул гранату Деду-Дедуле и ответил на недоуменный взгляд Листика: — Я ее в позапрошлом году в болоте нашел. Видать, с войны осталась.

И тогда послышался уже совсем испуганный возглас Елочки:

— Ой-ей-ей!!!

А Дед-Дедуля, зажав гранату в руке, начал ползти на Однолапого... И тот этого не выдержал: задрожал, попятился и встал, будто во что-то уперся. Да так и застыл с поднятой вверх лапой. Рычание его смолкло.

— Кончено дело, — заключил Болотик.

— Готов Пачкун, — отозвался Листик.

— Сейчас обратится, — предположил Болотик.

Но Однолапый стоял и обращаться, похоже, не думал.

— Видать, боится, — заключил Листик.

— Не бойся! Не трусь! — начал подбадривать Пачкуна Болотик.

— Не трусь, Пачкун! — как эхо, повторил вслед за другом Листик.

— Таких стыдных дел наделал, что страшно ему, наверное, теперь свой нормальный вид показать! — засмеялся Болотик. Они подошли ближе. Болотик постучал по бронированному боку чудовища: — Давай честно, Пачкун: зачем ты туда залез? Ты что, нас хотел напугать? Нас не испугаешь!

— О-го-го! — храбрясь, но между тем стараясь держаться от Пачкуна в отдалении, прокричал Листик.

— Да уж! — ввернул Дед-Дедуля.

— Но зато мы, Пачкун, можем тебе помочь, — посулил Болотик. — Мы отойдем, а ты еще немного подумай и обращайся. Другого выхода у тебя все равно нет. Иначе — позор!

— Позор на весь Колдовской лес! — добавил Листик.

— Позор! — прокричал Дед-Дедуля.

— Смотри у нас! — пригрозил чудовищу Болотик.

Но Однолапый по-прежнему молчал, не рычал и ни на что не откликался. Похоже было, что от страха он даже перестал дышать. В наступившей тишине послышался шепот: это вновь шептались Листик с Болотиком.

— Значит, так, Дед, — сказал после совещания Болотик, — можно!..

— Что именно "можно"? — не понял Дед-Дедуля.

— Можно тебе теперь, Дед, цветы в лесу рвать. И ногами грибы сшибать можно!.. Но лишь одни ядовитые! — разрешил Листик и без прежней строгости посмотрел на Деда-Дедулю. И тогда втроем они, наконец, вошли в Колдовской лес. И через некоторое время по едва заметной тропинке, ведущей через кусты, буреломы и непроходимые заросли, дошли до дома Грибабушки.

Глава шестая. НА СОЛНЕЧНОЙ ПОЛЯНЕ

"...кагда Людям становится савсем плохо тагда они вспаминают инагда о добрых Духах и завут их на помощ но когда им становится апять харашо они апять о них забывают..."

Хоть над Колдовским лесом и висело неяркое северное солнце, но отчего-то на Солнечной поляне было сумрачно, как бывает только в глухом лесу. Кроме того, по всей Поляне был заметен беспорядок, как это происходит тогда, когда в доме кто-то болен...

На Поляне под Большим Дубом в удобном кресле-качалке расположилась больная Грибабушка: старенькая-старенькая, маленькая-маленькая, и в самом деле не больше среднего гриба. Личико сморщенное-сморщенное, как печеное яблочко. А вокруг Грибабушки собрались трое: Листик, Болотик и Дед-Дедуля. Над Поляной порхал Ветерок, трогал деревья за листья, играл с цветами. Но как-то странно играл: то в одном месте шелестнул, то в другом, то вокруг Грибабушки хоровод прошлогодних опавших листьев вскружил... Листик с Болотиком листали страницы большой старинной книги.

— Заговор от простуды... — вслух читал Листик. — Заговор от кашля... От лихорадки... От ушиба... От болезней глаз... От зубной боли... От потери голоса!.. — Листик оторвался от книги и посмотрел на Грибабушку, видимо, спрашивая совета, но та отмахнулась: мол, не поможет, ерунда! И тогда он опять уткнулся в книгу: — Заговор, чтобы навести красоту... — и снова взглянул на Грибабушку и, поскольку та молчала, продолжил читать из книги вслух: — "Чтобы навести красоту или казаться красивее, берется платок, с которым выходят на улицу, утираются тем платком, говоря: Стану благословясь, выйду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду на широку улицу, стану на восток хребтом, на запад глазами, на западной стороне сидит там обрученный Иосиф, зрит и смотрит на Госпожу Пресвятую Богородицу, так и на меня бы раб Божий весь век смотрел бы и глядел". — И неожиданно Листик беззвучно заплакал: вновь из его огромных зеленых глаз покатились горючие слезы.

— Листик, прекрати! — приказала Грибабушка, каким-то колдовским образом угадав плач Листика и открыла глаза: синие и быстрые, как молнии, и такие же молодые, как у Деда-Дедули. — Так ты, говоришь, он лапу поднял?

— Поднял, поднял, — радостно ответил Листик. — Еще как поднял! Было бы у него две — поднял бы обе. Вторую ему, окаянному, наверное, кто-нибудь уже оторвал! — Слезы его при этом высохли.

И тогда Грибабушка вновь закрыла глаза:

— Ну, хорошо. Повтори заговор при искании клада. Наизусть повтори!

Но послышался чей-то тихий плач.

— Елочка, перестань! — строго попросила Грибабушка. А вместо ответа — нетерпеливый порыв ветерка.

— Обратись, Елочка! — так же строго попросила еще раз Грибабушка. — Не хочешь? Смотри, шалунья, я сама тебя обращу!

И сразу же после этих слов ветерок, игравший на Поляне, стих.

— Заговор при искании клада, — продолжил чтение Листик. — "Когда покажется счастливцу клад, он должен проговорить: чур! чур! свято место, чур, Божье да мое. Или мой клад, с Богом напополам"!

— Хорошо-хорошо, — похвалила Грибабушка. — Мольба на ветер?

— Мольба на ветер... — закатил глаза и попытался вспомнить Листик. — Бить поленом флюгер, чтобы тянул поветерье и притом постараться припомнить и сосчитать ровно двадцать семь плешивых из числа знакомых.

— Приговаривая!.. — подсказала Грибабушка. Чтобы сделать ей приятное, Листик решил дать распространенный ответ:

— Вспоминая имя плешивого, делают рубежек на лучинке углем или ножом; произнеся имя последнего, двадцать седьмого, нарезывают уже крест, приговаривая: "Всток да обедник, пора потянуть! Запад да шалоник, пора покидать! Тридевять плешей, все сосчитанныя, пересчитанныя; встокова плешь наперед пошла!" — и после этого Листик снова всхлипнул: — Грибабушка, ты!..

Но Грибабушка не дала Листику продолжить:

— Заговор от укушения змеи?.. — потребовала она. — Ну-ка, ты, Болотик?!

— На море на окияне, на острове на Буяне стоит дуб... — с неохотой отозвался Болотик. — Под тем дубом ракитов куст, под тем кустом лежит бел камень Алатырь; на том камне лежит рунец, под тем рунцем лежит змея, скорпия; есть у ней сестры... — Болотик замолк и задумался.

— Ну что ж ты? Забыл? — улыбнулась Грибабушка и напомнила: — Арина, Катерина...

— Арина, Катерина, — все так же без охоты бесцветно продолжил Болотик. — Мы Богу помоляемся, на все четыре стороны поклоняемся; возьмите свою лихость от раба (сказать имя укушенного) или от его скотины (сказать цвет шерсти) по сей день, по сей час. После чего крестообразно дунуть.

— Крестообразно дунуть... — думая о чем-то своем, повторила Грибабушка. — Хорошо. Ну, теперь так: о чем это вы у меня спросить хотели? Зачем плакали?

Листик собрался с духом и сказал за себя, за Болотика и за Елочку:

— А ты не умрешь, Грибабушка? Ты скоро встанешь? Можно тебя как-нибудь вылечить? Каким-нибудь особенным колдовством?

— Колдовством? — спросила Грибабушка. — Хм... Нет, колдовством, пожалуй, навряд ли.

— А чем же тогда? — не смог скрыть удивления Листик.

— Эх, Листик, Листик!.. — вздохнула Грибабушка. — Думаю, что на этот раз все должно случиться само собой.

— А что же может случиться само собой? — Листик даже растерялся.

— Без колдовства? — подхватил вопрос Листика Болотик. — Да разве такое бывает?

— Случается иногда, — ответила Грибабушка. — Что, не верите?

— Конечно не верим! — вскричали хором все трое: Листик, Болотик и Елочка.

— Ну, тогда слушайте и запоминайте, — предложила Грибабушка. — Я встану, если сами собой произойдут в лесу три обыкновенных события!

— Обыкновенных? Сами собой? Ты шутишь, что ли?

— Это у нас-то? В нашем-то Колдовском-то лесу?! Ну, тогда ты, Грибабушка, точно не встанешь!

На что Грибабушка ответила правнукам так:

— Мы долго жили в лесу, колдовали для людей. Теперь посмотрим, что из этого получилось. Слышу, слышу твой вопрос, Елочка. И ты ведь тоже для людей. Почему же в таком случае я тебя к ним не пускаю? Потому что ты еще маленькая, тебя обидеть легко...

Болотик кинул взгляд на Деда-Дедулю, сидящего рядом и терпеливо ждущего своей очереди, и подтолкнул Листика.

— Грибабушка... — начал тот. — Тут у нас гость, Дед один... То есть псих. Ему совет нужен, — при этом Листик что-то вспомнил и скороговоркой добавил: — Только он Дед хороший, он к нам топиться пришел!

— Совет? — удивленно спросила Грибабушка. — А какой же я могу совет ему дать? Хорошо, вот ему от меня: детей нужно воспитывать правильно! А внучек тем паче! — добавила она.

— Спасибо, — разочарованно сказал Дед-Дедуля. И по его глазам было видно, что ему тут же нестерпимо вновь захотелось утопиться.

— На здоровье, — ответила Грибабушка. И приказала Листику: — Гостя накормить и утешить. По-нашему, по-лесному. По-русски!

И в этот момент Колдовской лес до самой своей тайной сердцевины вновь содрогнулся от рева Однолапого.

Глава седьмая. СНОВА ОДНОЛАПЫЙ

"...кагда Людям становится харашо они о Духах не вспаминают даже тагда кагда Духам тоже бывает очинь плохо..."

— Что это за шум? Что там такое, Листик? — встревожилась Грибабушка.

— Кажется, это он опять, — не сразу ответил Листик. — Опять Пачкун Однолапый!..

— Опять завелся, окаянный! — добавил Болотик. — Ну, ладно, делать нечего. Доставай, Дед, свою гранату!

Повисла долгая, неприятная пауза.

— Где твоя граната, Дед?

— В лесу оставил, — отозвался Дед-Дедуля чуть слышно. И объяснил свой поступок так: — Не идти же мне с гранатой к Грибабушке?

— Ну, тогда все. Конец! — трагически воскликнул Листик. И вдруг начал скороговоркой: — В городе Иерусалиме, на реке Ердане стоит древо Кипарис, на том древе птица орел сидит, щиплет и теребит когтями и ногтями, и под щеками, и под жабрами!..

— Глаз грома твоего осветища, молния твоя вселенную подвиже, — так же скороговоркой принялся вторить Листику Болотик, — и трепетна бысть земля, в мори путия твои и стези твои, в водах многих и стопы твои подвижутся!..

Они наговаривали все быстрее и быстрее, перебивая и дополняя друг друга. Но все громче раздавался грохот, все ближе. И вот уже между деревьев, обступивших Солнечную поляну, начал мелькать бронированный бок чудовища.

— Грибабушка!!! — вскричал Болотик.

— Все. Конец!!! — закричал Листик.

— Воздух!!! — страшным военным голосом взвыл на одной ноте Дед-Дедуля.

И прозвучал теперь уже смертельно испуганный Голос Елочки:

— Ой-й-й-й-й-й-й-й-й-й-й-й-йййййййй!!!

Сквозь деревья просунулась на Солнечную поляну страшная когтистая лапа... И вдруг рычание Однолапого, словно по мановению волшебной палочки, смолкло. Безжизненная лапа повисла в воздухе. Стало тихо.

Глава восьмая. ГОСТИ В ЛЕСУ

"...некоторые злые Люди завут абиженых Духов чтобы они им служили и те им служат нидолго а патом все равно уходят от них патаму что они им ни верят..."

Так прошло несколько минут, в течение которых никто, похоже, ничего так и не понял: косая тень от лапы, перечеркнув Поляну, была даже страшнее ее самой. И наиболее ужасное — ничего больше почему-то не происходило. Совсем ничего. Минула еще минута. За ней вторая. Потом третья. Первым пришел в себя Листик, за ним — Болотик. Следом за ними открыла свои синие молодые глаза Грибабушка. Ветерок робко дунул, подхватил в воздух пригоршню прошлогодних листьев и вновь замер. Дед-Дедуля, как на войне, прикрывший лесных обитателей своим телом, поднялся на ноги и смущенно отряхнул брюки. И тогда случилось ну совсем уже неожиданное: до Поляны долетел чистый девичий голос:

— Дед! Дедуля!

Но не было слышно эха в Колдовском лесу. Звук голоса — словно в вате.

И опять:

— Дед! Дедуля!

— Знакомый голос, — поморщился, прислушавшись, Дед-Дедуля.

И в третий раз послышалось тот же самое:

— Де-е-д!!!

— Листик! Елочка! Вы что, забыли о своих обязанностях? — напомнила Грибабушка, после чего Листик с Елочкой пришли, наконец, в себя и начали перекликаться, имитируя эхо. И по Солнечной поляне принялось летать из конца в конец:

— Дее!..

— Ее!..

— ...ед!

— Дее!..

— У!..

— Уля!..

— Е!..

— Ля!..

Еще минута — и на Поляне появилась... очень красивая девочка. А точнее — девочка-подросток. При ее появлении, разумеется, вся "колдовская" компания мгновенно обратилась и исчезла, словно растворилась в воздухе.

— Ты? В каком ты виде?.. — подошла девочка к Деду-Дедуле. — Что это за наряд? Это что на тебе надето?

Дед-Дедуля оглянулся назад, на то место, где только что были Листик с Болотиком, и, не обнаружив их, глупо захлопал глазами, не зная, что ответить.

— В общем это... м... халява, — наконец нашелся он. — Постой! Откуда ты здесь? Как ты меня нашла?!

— Я пришла из школы, — объяснила красивая девочка, — а тебя нет. Жду час, жду два... И обед кончился, и ужин прошел. А тебя все нет и нет. Проанализировала я, что ждет меня на... на завтрак! Вспомнила, как ты все уши прожужжал мне про это свое болото, где тебя тут прошлым летом леший водил!

— Говорил я вам? Говорил? Это ведь она — Внучка Таня моя! Любимая! Она нашла меня! Соскучилась! А вы говорили — кислое мое дело! — опять обернувшись назад, на пустое место, где еще совсем недавно были Листик с Болотиком, объяснил Дед-Дедуля.

— Ты что, Дед, уже заговариваешься? — строго спросила названная Внучкой Таней. — С кем это ты? — И, не дожидаясь ответа, неожиданно добавила некрасиво и жестко: — Проголодалась я. Корми меня!

Страшная минута настала для Деда-Дедули. И тут Внучка Таня начала смеяться: а смех у нее — такой же нежный и чистый, как у Елочки:

— Такой я раньше была, правда? А зачем же ты меня такой столько времени терпел, Дед? Дедуля, я тебя так крепко!.. Так!.. — внучка Таня кинулась к Деду-Дедуле со всех ног и, подпрыгнув, повисла у него на шее. — Чего ты испугался? На тебе же лица нет!

— Наверное, это снова какое-то колдовство!.. — вконец потерявшись, отвечал Дед-Дедуля. — Не может этого быть! Такого никогда... Ты что?!

— Просто я сама... до этого еще никого... ни разу по-настоящему... А теперь я... Буквально с первого взгляда... Это просто какая-то сказка! Он такой... Он!.. Ох!!!

— Таня! — строго сказал Дед-Дедуля. — Кто... он?!

— Вот! — ответила Внучка Таня и крикнула назад, в Колдовской лес: — Константин!

На ее зов из лесу вышел некто очень страшный, некто очень грязный: некто с запавшими глазами, в обгоревшем комбинезоне и с закопченным лицом.

При его появлении Деда-Дедулю хватил столбняк. А в воздухе вкруг него раздались знакомые голоса:

— Расколдовали!

— Пачкун!

— Сработала! Сработала моя буква "Же"!

— Ошибаешься, брат, не было сказано тобой никакой буквы. Моя это клюковка!

— Я свою буковку шепотом произнес!..

— Ничего ты не произносил, я бы услышал!

— Это ты ничего ему не показывал! Я бы увидел!

— Я ему мокрую клюковку в кулаке показал!

К этому времени к Деду-Дедуле вернулся дар речи:

— Вы? Ты?.. Ты — и моя любимая внучка?!!

Некто страшный и грязный не слишком-то затруднился с ответом:

— Я не какой-нибудь там Тракторист, у меня вот тут... — он постучал себя кулаком по левой стороне груди, по обгоревшему комбинезону, — ...диплом Бульдозериста! Я — Тракторист-Бульдозерист!!! Просто сейчас, временно, я работаю на экскаваторе... И я потом прошу у вас ее руки!

Повисла пауза. И в тишине раздался тихий, грустный девичий смех. И всем как-то сразу стало понятно, что это Елочка просила бабушку: "Грибабушка, отпусти!"

А на Деда-Дедулю было больно смотреть: он посерел, осунулся, весь как-то сник. Казалось, что даже и ростом он меньше стал — ведь буквально только что он обрел свою мечту: добрую, послушную, любимую внучку! И тут же вновь ее теряет... Но Тракторист-Бульдозерист Константин — эх, недаром все-таки у него диплом Бульдозериста! — пришел Деду-Дедуле на помощь:

— У тебя замечательный дедушка, Таня. Он воевал! — с уважением сказал Тракторист-Бульдозерист.

— Я знаю, — ответила на это Внучка Таня. — Он в сорок первом под Ленинградом в Синявинских болотах сидел. У него за это и медаль есть!

— Ты не поняла: он сегодня воевал. Тут. Со мной. В этом болоте. Он это болото отвоевывал!

И опять повисла долгая пауза.

— Деду-у-уля! — протянула с нежностью Внучка Таня.

И снова раздались знакомые голоса в тишине:

— Гм!.. Это не Пачкун.

— Значит, говоришь, твоя клюковка?..

— Может, и не она, я ее слишком сильно в кулаке зажал. Могла и не сработать. Наверное, это твоя буква "Же"!

— Вряд ли. Я, когда волнуюсь... Я немного заикаюсь! Как раз на ш... ши'пя'щие!..

А Дед-Дедуля в буквальном смысле слова схватился руками за голову:

— Экскаватор! Боже мой! Это же был экскаватор! — и добавил. — А вы... ты, Константин, уверен, что любишь ее по-настоящему? Не торопись, приглядись к ней внимательнее! Она ведь, знаешь... разной бывает!

— Дедуля! — предупредила Внучка Таня без прежней нежности в голосе.

— Ничего кроме нее, не вижу! — ответил Деду-Дедуле Тракторист-Бульдозерист. — Сверкание в глазах. Как от нового карбюратора! — И сощурился, заслонившись рукой от Внучки Тани, как заслоняются от солнечного света.

— К тому же она... — опять начал было Дед-Дедуля.

— Де-е-е... — противным, обыкновенным голосом проговорила Внучка Таня.

— Ну, что, "Де-е-е..." Что, "Де-е-е"? Она же еще семиклассница!

— ...ед!!! — зло закончила Внучка Таня.

— Поэтому я потом и прошу у вас ее руки! Потом, когда и сам путягу закончу, — терпеливо и обстоятельно объяснил Тракторист-Бульдозерист. Но внезапно, кинув влюбленный взгляд на Внучку Таню, вскричал: — Ой, нет! Уже не прошу! Вдруг она стала совершенно некрасивой! Буквально как лысая покрышка!..

— Деду-уля!!! — в ужасе исправилась Внучка Таня.

— Ой, а теперь снова красивая! — тут же вскричал Тракторист-Бульдозерист. И опять заслонился рукой от Внучки Тани, как заслоняются от солнца. — Поэтому я снова прошу потом ее руки! Потому что я теперь уже не смогу без нее! Я вам, дедушка, еще больше скажу: увидел я ее — внучку вашу Таню на тропке — и чувствую: все, конец. Не могу больше ни одним рычагом пошевелить. Шабаш! Что-то со мной такое сделалось: можно сказать, полный столбняк.

— А я его тоже когда увидела, ну, в кабине, черного, обгоревшего, я ведь тоже тогда... того. Ну, в общем, не знаю я! Просто как приросла к тропинке! — призналась Внучка Таня и густо покраснела.

— И это было... все, что между вами было? — осторожно спросил Дед-Дедуля.

— Все! — хором "честно" ответили Тракторист-Бульдозерист и Внучка Таня. И тут вновь послышался тихий, грустный девичий смех в тишине. И строгий голос Грибабушки:

— Елочка, перестань! Ты-то ведь совсем, ну совсем еще маленькая!

— А можно, Грибабушка, я тоже... — пискнул чей-то другой голос. — Тоже потом попрошу у вас ее... Елочкиной руки?

— Вот потом, Листик, и попросишь. Когда и сам немножко подрастешь! Тебе ведь еще только... только восемь!

— Но, Грибабушка!

— Молчи, Листик, молчи. Молчи и трепещи!

— А мне, Грибабушка? Мне можно? — это голос Болотика.

— Что? И ты? Ты тоже, Болотик? Да что с вами со всеми сегодня сделалось?

— Сделалось, Грибабушка. Ох и сделалось!

— Да что же?

— А сами не знаем!

— Что-то случилось. Обыкновенное что-то!

— Ну, тогда, значит, и со мной тоже что-то произошло...

— Что, Грибабушка?

— Тоже обыкновенное... Я тоже... что-то такое чувствую!

— Что, Грибабушка?

— Чувствую в себе силы!

— Ой, Грибабушка!

— Ой!

— Да, я чувствую... Чувствую... Что если бы кое-кто, не называя его по имени, захотел остаться с нами в нашем Колдовском лесу...

— Быть Гридедушкой!

— Ура! Гридедушка!

— Ура!!! Ура!!!

— Перестаньте! Остаться просто так, без всяких там "Гридедушек"! То я бы ему на это вот что сказала...

— Ну уж нет! — ответила на это Грибабушке Внучка Таня. — Мне Гри... Дедуля самой нужен! Кто мне... То есть, кто ему... по утрам будет завтраки в школу готовить, а?

Удивленный голос Грибабушки:

— Гридуле — завтраки в школу? Он что же, разве еще учится?

— Он... Да. То есть... Нет. Он в школе... Он преподает. Очень Военное дело! — тут же нашлась Внучка Таня. — Лучше Дедуля будет потом почаще в лес приезжать.

И опять тихий звонкий смех Елочки. И голос Грибабушки:

— Ну все-все, обращаемся!

И тут стала видна вся колдовская компания. Ведь скрываться дальше не было никакой необходимости: Грибабушка, Листик, Болотик... Словом, вся лесная семья. Не показалась только Елочка. Но ведь и так ясно было, что она находится где-то поблизости!

— Здравствуйте! — сказал лесным хозяевам Тракторист-Бульдозерист Константин. Он был заметно испуган. — Вы... кто?

— Мы?.. — растерялся Листик.

— Хм... — Болотик так же не знал, что на это ответить: сами приходят в гости и сами же спрашивают у хозяев: "Вы тут кто?"

— Ой, какие же вы!.. Какие же вы смешные! — всплеснула руками Внучка Таня. — Я вас совсем не такими в детстве себе представляла! — И протянула для знакомства хозяевам леса свою руку.

— Очень приятно, Листик, — знакомился Листик очень серьезно.

— Таня.

Болотик знакомился также очень серьезно:

— Болотик. Очень приятно.

— Очень приятно, Таня, — после этого Внучка Таня показала Листику глазами на Грибабушку, разглядев ее крохотное кресло-качалку под дубом. — А это у вас кто?

— А это у нас Грибабушка! — с гордостью ответил Листик и, опережая следующий вопрос Внучки Тани, добавил: — Только больная она у нас!

— Ой, как же у вас не убрано! — тут же спохватилась внучка Таня. — Нужно вам все постирать, погладить... — и начала прибирать на Солнечной поляне.

— Чудеса! — не удержался от возгласа Дед-Дедуля. — Кто бы подумал? Оказывается, она и это умеет!

А Тракторист-Бульдозерист Константин опять заслонился от Внучки Тани рукой, как заслоняются от солнечного света:

— Для будущей жизни, наверное, придется все-таки установить на глаза светофильтры!

Грибабушка по-королевски взмахнула рукой, и в тот же момент на Солнечной поляне исчез беспорядок, все встало на свои места, развеялся печальный вечерний сумрак... И тогда Листик буквально подпрыгнул на месте от радости:

— Ты поправилась, Грибабушка? Ура!!! — И тут же спросил осторожно: — Только разве уже произошли в лесу три обыкновенных события?

— А разве нет? Ну-ка, давайте считать: внучка Таня отыскала Деда-Дедулю... Это первое обыкновенное событие. Согласны?

— Согласны, согласны, первое!

При этом Листик лукаво улыбнулся, отчего в душу не мог не закрасться вопрос: а не он ли все это подстроил? Но как? Каким образом? Точно сказать было невозможно. Наверное, это так навсегда и останется тайной!..

А Грибабушка продолжила:

— Тракторист-Бульдозерист Константин влюбился во Внучку Таню, а она полюбила его — это второе. Согласны?

— Согласны, согласны, второе!

Тут уже настала очередь лукаво улыбнуться Болотику. И опять в душу закрался вопрос: а не его ли рук это дело? Но что именно он натворил и как сумел такое подстроить — опять тайна!..

— А третье событие? Третье?! Ты же говорила, что должно быть еще и третье!

— Третье событие? Ну так слушайте же все!.. Слышите? — Грибабушка приподнялась с кресла-качалки.

И правда, в тишине стало слышно... Что-то такое... ужасно знакомое: словом, стало слышно, как где-то невдалеке пробивался Ручей. Сначала робко, негромко, а потом все смелее и смелее. Колдовской лес начал наполняться жизнью: защебетали птицы, заухал филин в чаще; от земли поднялся серебряный туман, в воздухе повисли колдовские болотные огоньки; начался Вечер — на Колдовской лес опустился огромный, во все небо, Закат, словно роскошный сказочный занавес... И при этом было видно, что Грибабушка тоже лукавит, тоже улыбается уголком рта. И в этом — опять тайна! А какая — неизвестно. Да и разве можно это понять? Ведь они же тут в Колдовском лесу все волшебники!

Глава девятая. НАСТОЯЩЕЕ КОЛДОВСТВО

"...Люди тоже ни верят Духам а Духи от них прячутся, тоже. Ни очиньта даверяя Людям..."

Внучка Таня осмотрелась, как бы заново видя Колдовской лес и его хозяев, и неожиданно сказала:

— Грибабушка... Грибабушка... Какое интересное имя! Откуда оно взялось? Как появилось в лесу? Это любопытно. Это мне как будущему филологу интересно будет исследовать!

— Ты хочешь стать филологом? — не смог скрыть своего удивления Дед-Дедуля. Внучка Таня таинственно улыбнулась и, не ответив на вопрос Деда-Дедули, обратилась к Листику и Болотику:

— Вот что, дети... Я попрошу вас образовать несколько слов с приставкой "гри". Вы ведь, наверное, проходили в школе, что такое приставки?

— Ну, проходили... — неохотно ответил Листик.

— Вот и отлично! — воскликнула Внучка Таня. — Тогда начнем. Давайте, кто придумает больше слов? Итак, Гри...

— ...бнулька, — продолжил Листик.

— Грибнулька?

— Ну, корзинка для грибов.

— Хорошо, Грибнулька, — согласилась Внучка Таня. — Еще?

— Грибенка, — сказал Болотик.

— А это что? — не поняла Внучка Таня и на всякий случай обернулась на Колдовской лес.

— Ну, это причесываться.

— Ах, вот в чем дело! Вот и неправильно. "Гребёнка" пишется через букву "е".

— Тогда Грибушка, — сказал Листик. — Грибушка хлеба.

— Тоже неправильно, — не уступала Внучка Таня.

— Тогда Гри... Гри...

И тут их как прорвало, как у них началось:

— Гри... бяшка!

— По-гриб! В лесу мы вырыли по-гриб!

— Гривенник!

— По-гри-му-шка!

— У-гри! В реке живут у-гри!

— Грибята!

— Сказки братьев Гримм!

— Гримаса!

— Грифель!

— Грива!

— Про-гри-меть!

— Стойте! Стойте! — закричала Внучка Таня. — Все перепутали! Свалили все в одну кучу! А сколько грамматических ошибок наделали! Как же вы колдуете? Вы что же, значит, и колдуете неправильно? С ошибками?

— Да правильно мы колдуем! — недовольно проворчал Листик и в подтверждение своих слов кинул Деду-Дедуле его мокрую рубашку: — Забирай, Дед!

Дед-Дедуля с удивлением принялся вертеть рубашку в руках:

— Цела! Цела моя рубаха-то!

— Конечно цела! — засмеялся Болотик и забрал у Деда-Дедули рубашку обратно. — А теперь снова нет! А теперь — смотри! — опять цела! — И, они с Листиком, как два фокусника, начали демонстрировать волшебные превращения рубашки.

— Значит, дурачили, — покачал головой Дед-Дедуля. — Опять, выходит, за нос водили!..

За правнуков вступилась Грибабушка:

— Никто никого ни за какой за нос не водил! Просто тренировались. Ну, в общем, колдовали, по-вашему. Уверяю вас, это очень полезное занятие! Вы что, ни разу не пробовали? — И, видя, что Дед-Дедуля, Внучка Таня и Тракторист-Бульдозерист смотрят на нее, что называется, "во все глаза", сказала: — Ну, тогда... Тогда пусть каждый из вас хоть раз в жизни попробует себя в настоящем колдовстве!

— Это как? — не поняла Внучка Таня. И вдруг отстранилась, быстро и испуганно: — Я ничего такого не умею! — Но тут же под взглядом Грибабушки сдалась: — Хорошо. Только как это хоть делают-то?

— Да очень просто как, — ответила Грибабушки. — Чего ты обычно больше всего хочешь?

— Я? — Внучка Таня оглянулась на Деда-Дедулю, как бы спрашивая у него совета, и призналась: — Чего я обычно больше всего хочу?.. Ну, я вообще-то много чего хочу!.. Например, хочу чтобы... Чтобы звезд на небе, например, было больше! Этого, небось, никак нельзя?..

— Почему же нет? Колдуй, — запросто предложила Грибабушка.

Внучка Таня некоторое время раздумывала, как бы к чему-то примериваясь, а потом несильно взмахнула рукой, и от этого на небе вдруг загорелась такая ма-а-аленькая звездочка...

— Не может этого быть, — прошептала Внучка Таня. — Этого ведь не может быть, да?

— Теперь ты колдуй. — Предложила Грибабушка Деду-Дедуле, так и не ответив на вопрос Внучки Тани.

— Я? — удивился Дед-Дедуля. — А разве у меня получится?

— Пробуй.

Дед-Дедуля взмахнул рукой, и тут же рядом с маленькой звездочкой Внучки Тани появилась звездочка Деда-Дедули, побольше.

— А если я?.. — И, не дожидаясь приглашения Грибабушки, Тракторист-Бульдозерист что есть силы взмахнул рукой. Но, к сожалению, на небе ничего нового при этом не появилось.

— Хм, нет ничего... — сказал Тракторист-Бульдозерист. — Ну-ка, если я попробую еще?.. — и он поднял руку, чтобы взмахнуть ею еще разок. Но Грибабушка его остановила:

— Стой! Стой! Что ты так размахался? Вон куда она залетела, твоя звездочка!

— Где? Где? Не вижу!

— Да вон же, над лесом! Ну и силищи у тебя! — сказала Грибабушка и обратилась к Листику и Болотику: — Ну, а вы чего ждете, правнуки?..

Мгновение — и на небе появились еще две новые звездочки.

— Кто шестую зажжет? Может быть, ты, Елочка? — спросила Грибабушка.

Таким образом и вспыхнула на небе шестая звезда. После чего Грибабушка так же взмахнула рукой и зажгла последнюю, седьмую звездочку. И тогда на небе очертилось звездным пунктиром то, что всем нам так хорошо знакомо с детства...

— Большая Медведица! — потрясенно прошептала Внучка Таня. — Нам недавно про нее в Планетарии рассказывали! Так неужели же мы все?.. Все мы вместе?.. Мы что, разве т о ж е?! — она не договорила и вдруг спросила у Листика тихо: — Как по-научному будет Большой Медведь?

— Большой Медведь? Большой Медведь... Хм... Большой Медведь будет Гри... — И, сам растерявшись от своих слов, Листик закончил: — Гризли!

— Гри-зли, — как эхо, повторила вслед за Листиком Внучка Таня. — Еще одно слово на "гри". То есть... что? "Гризли" — это значит... Большая Медведица?! Созвездие! Вот значит, откуда она, Грибабушка!.. Значит, вот откуда она к нам прилетела!.. — Внучка Таня не договорила, потому что то, что она могла бы сказать, стало и так всем понятно.

И после этих ее слов Тракторист-Бульдозерист буквально задохнулся от волнения, ничего сказать больше не смог и только принялся кидать в сторону Внучки Тани полные восхищения взгляды.

Возникла долгая торжественная пауза, в которой все любовались получившимся и каждый по-своему переживал произошедшее.

В тишине хрустнула какая-то веточка — это Тракторист-Бульдозерист пошел с Поляны.

— Константин! — окликнула его Внучка Таня.

Он остановился:

— Теперь бы только побыстрее работу закончить, — сказал он. И, заметив, что Внучка Таня не поняла его слов, добавил: — Мне совсем немного осталось: я ведь для чего канаву днем и ночью веду? Окружим Колдовской лес, сторожей поставим... Соберем здесь разные волшебства, чудачества, сюда начнут водить экскурсии. Ох и красота будет!.. Стольким людям, оказывается, чудеса нужны! — При этом Тракторист-Бульдозерист хотел идти дальше, но что-то его остановило: — Только почему-то я не вижу радости на ваших лицах!

— Значит, решили тут Заповедник устроить? — сказала Грибабушка с чувством. — Братьев Стругацких начитались? "НИИЧАВО", "ИЗНАКУРНОЖ"! Вот, значит, для чего он приполз, Однолапый? Выходит, теперь будем звать друг друга так: экспонат Елочка, экспонат Грибабушка, Листик-экспонат, экспонат-Болотик! Да вы только вслушайтесь в это слово: "экспонат". Это же что-то... мертвое. Как мумия! А колдовство... Колдовство бывает только живым. А кроме того, оно должно быть разлито в мире... Или иными словами: в мире всегда будет немножко колдовства!

Дед-Дедуля понял Грибабушку, закивал и с удовольствием подхватил:

— В ночных тревожных шорохах!

— В рассветах! — подхватил Листик.

— В дожде! — это Болотик.

Порыв ветерка.

— Правильно, правильно, Елочка, — засмеялась Грибабушка, — В ветре!..

— В любви, — строго добавила Внучка Таня. На что Тракторист-Бульдозерист, конечно, тут же обиделся:

— Что вы все на меня так смотрите? Что я, не понимаю, что ли? Я ведь не какой-нибудь там Тракторист, у меня вот тут... — он вновь постучал себя кулаком по левой стороне груди, — ...диплом Бульдозериста! Я — Тракторист-Бульдозерист! Просто сейчас, временно, я работаю на экскаваторе! — Впрочем, было заметно, что последние слова Внучки Тани сильно поколебали его уверенность: — А смета? — спросил он. — Ведь есть же смета на канаву, в конце концов!.. В конце концов, есть Генеральный План!

— Кто составлял смету? — спросила Внучка Таня.

— Ну... скажем... Самый Главный!

— Вот мы все вместе пойдем к нему и все вместе попросим его внести в эту смету этот свободный Колдовской лес!..

— И это свободное Колдовское болото! — подхватил Болотик.

— И нашу Грибабушку! Грибабушку обязательно! — это Листик.

— Обязательно! — как эхо, повторила вслед за ним Внучка Таня.

Тракторист-Бульдозерист продолжал колебаться:

— Вложены средства, проделана большая работа!..

— Константин! — строго сказала Внучка Таня.

— Ну что "Константин"? Что "Константин"? Вы бы мне после обеда хоть выспаться дали! Так нет же — на мирный экскаватор! С гранатой!!!

— Кто ж думал, что это экскаватор? — начал оправдываться Дед-Дедуля. — Это что, новая модель? Как ее название?

— "Катерпиллер"! — выпятив могучую грудь, ответил Тракторист-Бульдозерист.

— Ко... — начала Внучка Таня, но от волнения у нее перехватило дыхание, и она с трудом продолжила: — ...стя! — И после этих ее слов все увидели, как Тракторист-Бульдозерист сдался окончательно:

— Ладно. Значит, так ты хочешь, да? А мне потом, в будущем, уступать будешь?

— Слово даю, — чуть слышно пообещала Внучка Таня.

— Чудеса и только!.. — восхищенно прошептал Дед-Дедуля. А Тракторист-Бульдозерист шумно вздохнул:

— Ну, тогда...

— Что тогда?.. — спросила Внучка Таня и лукаво улыбнулась.

— Тогда нужно посоветоваться!.. Главное, не нужно никуда ходить! На это есть техника! — с этими словами Тракторист-Бульдозерист достал из кармана обгоревшего комбинезона рацию: — Дайте мне Главного! Да, это насчет канавы... — Некоторое время он внимательно слушал. — Нет, я ее еще не завершил. Почему? Потому что... — И, набрав в грудь побольше воздуха, он твердо сказал: — Потому что считаю нецелесообразным! Что? Не понял? Нет, совершенно согласен с вами: канава — вещь в хозяйстве необходимая... Но...

— Но ведь и Грибабушка... — подсказала Внучка Таня.

— Но ведь и Грибабушка в этом хозяйстве тоже нужна! Что? Нет, я не какой-нибудь там Тракторист, у меня вот тут... — он вновь постучал себя кулаком по левой стороне груди, — ...диплом Бульдозериста! Я — Тракторист-Бульдозерист! Просто сейчас, временно, я работаю на экскаваторе!.. Знаете тогда что? Приезжайте тогда на объект сами! И сами, к черту, разбирайтесь на месте! Не можете выехать? Это почему? Что? Что у вас произошло? Любимая жена только что к вам вернулась? Поздравляю! Буквально только вошла? Ну, значит!.. — с восхищением и страхом Тракторист-Бульдозерист кинул взгляд на небо, на Большую Медведицу, видя в ней основную причину произошедшего с большим начальником чуда. — Значит, и в самом деле канава нецелесообразна! — Он выключил рацию и некоторое время над чем-то раздумывал. — Вот и верь после этого в приметы! — буркнул он. — Утром майку наизнанку надел, думал — битому быть! А вышло наоборот! — И внимательно посмотрел на Внучку Таню. — Хотя неизвестно, может быть, это все еще у нас впереди!.. — И пошел прочь с Поляны.

— Константин!.. — окликнула его Внучка Таня.

— Ну? — вздохнул он. — Ну, что еще? Иду засыпать свою работу!

— Ты... Ты... — начала Таня шепотом и не нашла слов. И вместо слов послала Трактористу-Бульдозеристу воздушный поцелуй. И на этом Тракторист-Бульдозерист Константин, вдруг как-то сразу совсем устав, ушел с Поляны. Было слышно, как он завел Однолапого. И вот уже тот пополз за кустами мимо Солнечной поляны. Видно было, что он заплетен венками, косичками и украшен цветами, как языческая корова весной. И исчез в лесу.

— Это что же, Елочка его так разукрасила? — робко предположил Болотик.

— Да нет, похоже, что теперь это Внучка Таня, — ответил ему Листик.

— Внучка Таня? Не может быть. — Это опять Болотик, тихо и значительно: — Значит, выходит, теперь и она?.. И она теперь, значит, тоже?.. Вместе с нами и как мы?.. — он не договорил. — Ну, тогда ура, что ли?

— Тогда ура, — сказал Листик, так же тихо и так же значительно. — Ладно, пошли деревья обращать!

— Идем.

И они пошли с Поляны на работу в Колдовской лес. Было слышно, как работает Однолапый, и было видно, как Листик с Болотиком обращают поваленные деревья — те вставали целехоньки на горизонте: обращенные сосны, ели, березы и осины...

И вдруг небо потемнело и над лесом пронесся Ветер. Причем такой сильный, что показалось, будто кто-то огромный провел невидимой рукой по макушкам деревьев. При этом громыхнул гром, сверкнула молния, но странно — Дождя не было, хотя вентилятор Ветра и работал вовсю, поднимая с Поляны в воздух всякую смесь.

Чтобы успокоить свою внучку, которая, как и многие другие девочки, боялась грозы, Дед-Дедуля сделал предположение:

— Наверное, это клюковка! Клюковка ж-жахнула! — И потом, давясь смехом, добавил: — Или же Болотик, наконец, произнес свою знаменитую букву...

— Нет, это Пачкун! — разрешила его сомнения Грибабушка. — Настоящий Пачкун вернулся! Привет, Пачкун! — А в ответ ей — опять Ветер по деревьям, как будто по их макушкам провел кто-то огромный своей невидимой рукой. — Давай-давай, Пачкун, подключайся к работе. Созрел Зверобой, готовы Кукушкины слезы... Дел — невпроворот! Нужно потихоньку разбирать конструктор "Лето" и начинать собирать конструктор "Зима".

И вентилятор, зашумев, удалился в лес.

А Грибабушка пояснила свои странные слова Деду-Дедуле:

— Чтобы ты, Дед, смог приехать ко мне зимой на мою подледную рыбалку... Не забудешь? Приедешь? Ну, то-то же. Ты вообще-то не передумал уезжать? Нет? Тогда гляди! — И она принялась обольщать Деда-Дедулю волшебными болотными огоньками, но Дед-Дедуля остался тверд.

— Ну и ладно, — сказала Грибабушка. И внимательно посмотрела на Внучку Таню. — А вам с Константином я потом наколдую Большую Любовь. Впрочем, что я говорю?.. Вы теперь и сами себе ее наколдуете!.. Да? — Грибабушка оглянулась вокруг себя: — Ну, теперь и в самом деле, кажется, все!

И тогда пришел черед Внучки Тани:

— Я вот стою и не знаю: было ли все это со мной или не было? Или же это такой колдовской сон мне приснился? Сон на всю жизнь?!

А вместо ответа ей принялись махать деревья ветвями и лапами. Грибабушка пояснила их язык:

— Это ведь они тебе, Танечка, машут-прощаются! Приезжай. Живем-то ведь в лесу для людей, не для самих же себя живем! — И помолодевшим звонким голосом крикнула в Колдовской лес: — Листик! Болотик! И ты, Пачкун!.. Замечательные мои ученики!

Глава десятая. ЕЛОЧКА

"...но всеравно Духи очинь любят Людей и паэтому пусть Люди тоже любят Духов. Ведь всеони вночали быливместе..."

— Елочка, гости уезжают! — строго в воздух сказала Грибабушка. — Слышишь? Может быть, ты хотя бы теперь, наконец, обратишься?

— Елочка, обратись!

— Обратись, Елочка!

— Ну, пожалуйста!

— Елочка!!! — попросили Внучка Таня и Дед-Дедуля хором.

— Сейчас она обратится, сейчас, — пообещала Грибабушка. — Будет тебе в лесу, Таня, замечательная подружка! Елочка, в конце концов, это... это просто невежливо!

И Елочка, уступив просьбам Грибабушке, наконец, обратилась.

...И стояла в летнем колдовском лесу удивительная, стройная, нежная, робкая, заснеженная, неожиданная, новогодняя Елочка.

А Внучка Таня, увидев ее, замерла и пообещала:

— Мы обязательно приедем к тебе в гости, Елочка! Под Новый год! — И крикнула в лес, где на горизонте поднимались обращенные деревья и где над ними шумел ветер: — Листик!.. Болотик!.. И ты, Пачкун!.. С вами все-таки мне придется немножко... немножко позаниматься по русскому!..

И по уже знакомой тропинке они с Дедом-Дедулей, крепко взявшись за руки, пошли из Колдовского леса по направлению к автобусу.

Но это немножко все же был не конец

Потому что, выходит, жив он, жив Колдовской лес! И езды до него не больше пятнадцати минут на любой электричке или автобусе в любом направлении Ленинградской области. Так он и стоит — непознанный, неисследованный, тайный, смущая умы. Стоит, как и стоял всегда: при монголах, при поляках, при шведах, при французах, при немцах, и даже при последних — атеистах — которые, как известно, и вообще ни во что, кроме самих себя, не верят! Все ушли, все сгинули. А лес стоит. И мало что ему делается!

Значит, и дальше будет стоять — вечно.

Внучка Таня вместе с грибами и ягодами, собранными прямо вдоль тропинки, ведущей к автобусу, увезет в Город в карманчике своего платья незаметно подброшенный туда кусочек бересты. На нем с сохранением всех многочисленных ошибок и помарок, а также с соблюдением особенностей написания изложен текст древнего оригинала:

"...Духи мечтают сновассоединится с Людьми. Ладно, пусть Духи напремер будут у людей в услужении ладно пусть будут. Они даже и на это сагласны. Но только чтобы Люди верели в них не призирали их а-бычаи и законы. И тагда все снова будут как вночали ЛЮДУ".

А к летописи, ведущейся на потемневшем от времени кусочке бересты и дошедшей до наших дней из глубины веков, добавится еще одна, последняя запись:

"...в Лесу Духи отстаяли Лес и побидили своими силами Однолапого экскаватара..."

"А написал праЭто Листик-паэт".

 

ДАЛЬШЕ

или

К ОГЛАВЛЕНИЮ СБОРНИКА