Сказка Ангела

для кукольного театра

Действующие лица - Актеры и Куклы:

Ангел - свидетель.

Царь Петр Алексеич, он же Папа мальчика Ванюши.

Мама, она же Царица.

Данилыч – сподвижник царя.

Поварёнок Ваня, он же мальчик Ванюша.

Брут – опытный кот-контрразведчик.

Мышонок Алексашка - его друг, агент.

И кот, и мышонок - белые, как снег.

Лизетта - царская кобыла в яблоках.

Люба - серая мышка.

Лазутчик – швед.

Три солдата шведского гарнизона

Поздний вечер. Мальчик сидит на кроватке.

Входит Папа.

Папа. Тук-тук, кто в кроватке не спит, молока не пьет и мышей не ловит?

Ванюша. Папа, мне страшно… Расскажи сказку…(пауза) или ещё что-нибудь…

Папа. Ты, если помнишь, я только страшные сказки знаю. И мне сейчас ещё на службу надо заглянуть. Завтра обязательно расскажу.

Ванюша. Про что?

Папа. Сейчас мне, правда, некогда…

Ванюша. Ну, папа, ну про что?

Папа. Про взятие крепости.

Ванюша. Какой?

Папа. Ниеншанц.

Ванюша. А где она эта крепость? Заграницей?

Папа. Нет. В нашем городе Петербурге. Она раньше стояла там, где дядя Марк и тетя Тамара живут… На Охте. Помнишь, там, где речка Охта впадает в реку Неву? Мы там ещё гуляли в Новый год.

Ванюша. Там, где пушки видели на берегу Невы…

Папа. Вот, вот, вот… Там когда-то крепость шведская стояла, а за ней знатный город Ниен, с островерхой ратушей, школой и каменными домами, торговой площадью…

Ванюша. Откуда ты знаешь?

Папа. В книжке читал. Вырастешь – сам прочтешь.

Ванюша. А почему теперь её нет?

Папа. Русский царь приказал её разрушить.

Ванюша. А зачем?

Папа. Извини, мне пора. Завтра расскажу.

Ванюша. Мне сегодня хочется… А куда люди делись? Кошки? Собаки?

Папа. Какие кошки?

Ванюша. У них же там были домашние животные.

Папа. Кто – куда. Не знаю. Ну, мне, правда, пора уже. Позови Брута, может, он знает.

Ванюша. Их что - из дома выгнали, на улицу?

Папа. У Брута, у Брута спрашивай. Я сейчас маму позову. Только к ней не приставай, она именно про это ничего не знает. Она тебе песенку споет. А завтра мы с тобой, я тебе обещаю, еще поговорим. Брутя, Брутя! Кис-кис-кис!

Скрип двери. Появляется белый кот.

Ну вот и дружок твой закадычный пришел. Брутя, посиди с Ваней, помурлыкай. До завтра, дорогой. ( Целует мальчика.) Если крепко будешь спать, твой Ангел прилетит. Может, он расскажет. Он всё знает, что было и что будет. Спокойной ночи.

Папа выходит.

Брут. Мурр.

Ванюша. Что?

Брут. Мур-мурр.

Ванюша. Зачем было разрушать их дома? Что же они ели, бедные кисы? Мышей?

Брутя, ты ешь мышей?

Брут (помолчав и недовольно постукав хвостом). Чего ж тут вкусного? Да и мыши хотят жить…

Входит Мама.

Мама. Ты что не спишь, сынок?

Ванюша. Папа каждый раз обещает рассказать сказку и не рассказывает. Говорит, ему на службу.

Мама. Да, папа у нас с тобой очень занятой человек. Он мне тоже много чего обещает и рассказывает, и каждый раз засыпает – на самом интересном. Но я зато знаю много песен и каждый раз пою, когда он говорит, что устал или уходит на службу… (Поёт, поглаживая кота.)

Брут (в полусне). Какая неправда…про любовь…мур-р-р… И мы ещё, к тому же, умеем дружить…р-р-р-р.

Кот засыпает первым.

Ванюшу медленно клонит в сон.

Сверху тихо спускается Ангел и гладит мальчика по головке.

Мама осторожно поднимается и выходит из комнаты.

Ангел. Ты хотел услышать сказку. Я тебе до восхода солнца расскажу целую историю, очень похожую на сказку.

Ванюша. Ты мой Ангел? Я тебя уже видел... А ты не хочешь спать?

Ангел. Я никогда не сплю. Закрой глаза и слушай… Жил-был Царь. Воевал он крепость Ниеншанц. Защищалась крепость умело, и нужна была военная хитрость, чтобы захватить её…

Затемнение.

Темно. Слышны выстрелы. Видны отдельные вспышки.

Пригибаясь, крадутся с о л д а т ы. Останавливаются у большого камня-валуна.

1-й солдат. Опять не вышло. Нам через этот редут не пройти.

2-й солдат. Через другие уже пробовали. Да и Луна, и ночь, вон, сегодня какая светлая.

1-й солдат. Господин капитан, шведы сегодня уже не заснут.

2-й солдат. Уж лучше завтра снова пойдем. Может, и на небе тучки будут

Капитан. По мне лучше без головы остаться, чем государю на глаза показываться. Хороша разведка - ни проскочить в крепость не можем, ни пленного взять.

1-й солдат. Так они каждый раз нас видят.

Капитан. Вот им потеха-то. Стыдно, братцы…

1-й солдат. Тихо, господин капитан… Мне кажется, кто-то с той стороны перебежками прямо на нас и пробирается.

Капитан. Пригнулись, братцы. Замерли. Петухов, возьми левей…Куропаткин, зайди справа. Т-сс.… А я его здесь у валуна встречу, если вы разминетесь.

2-й солдат. Господи, помоги.

1-й солдат. Господи, пронеси.

Солдаты расползаются. Капитан прячется за камнем.

Медленно вплывает Луна. Где-то рядом, в кустах, слышна короткая схватка. Оглядываясь, вбегает шведский Лазутчик, переодетый в женский костюм.

Громкий шёпот: “ Господин капитан, - это не баба, это шпион!.. Держи шведа! Уйдет, вредитель!..”

Капитан (делает подножку лазутчику). Не уйдёт! (Еще одна схватка).

По очереди подбегают Петухов и Куропаткин, и все вместе наваливаются на “бабу”. Кряхтят, сопят и связывают. Усаживают на землю с кляпом во рту. Под разорванным платьем шпиона торчит военный мундир.

2-й солдат. Вот так баба! Я сразу учуял - не то что-то! И не совестно ему в таком наряде женщину позорить.

1-й солдат. Конечно, не то! Мужик, как есть мужик. Силища- то какая.…Так попал мне по руке, что она враз деревянной стала…Ууу! – немчура! Вот тебе за мой убыток! (Дает ему подзатыльник.)

Капитан. Цыц, Петухов! Не тронь его. Он нам теперь дороже золота. Перед государем оправдание, что не даром хлеб едим. ( Обращается к пленному.) Ты кто?

Пленный мычит.

2-й солдат. Господин капитан, у него кляп во рту.

Капитан. Вижу. Бери его к себе на спину и тащи. Куропаткин, у реки сменишь его. Пошли. Охота кончилась.

Пленного утаскивают. Луна уходит высоко в небо.

В домике царя. Изразцовая печь. Стол. Лавка. Походное кресло.

Царь в кресле. Перед ним Поваренок.

Поваренок. Петр Алексеевич, кушать будете? Кашка вкусная.

Царь. Пробовал?

Поваренок. Да не я один… (испуганно.) Ой, целых полгоршка осталось еще.…Ой!

Царь. Оставил, значит, и мне попробовать, благодетель.…Пошел вон. Не до тебя.

Поваренок. Так не понятно – всё, казалось, мёду мало, я и пробовал.…Ой! Ухожу, батюшка государь.

Царь (кричит). Данилыч!

Поваренок (в дверях). Александр Данилыч каши поел и задремал.… Разбудить? Он тут, на лавочке!

Данилыч. Что, государь, что?! Прости, прости, Христа ради, - задремал.

Царь. Всю войну проспишь, вояка. Разведка пришла?

Данилыч. А как же! Все тут! Без потерь. Шпиона взяли.

Царь. Какого шпиона?

Данилыч. С наших позиций в ихнюю крепость полз, как змий.…Да еще в бабском наряде.

Царь. А чего не доложились?

Данилыч. Так ты спал, Петр Алексеич!

Царь. Да где ж я спал? Я думал.

Данилыч. Так, видно, устал, думавши, и глаза закрыл.…Весь генералитет тут был. Стояли, стояли навытяжку, ждали, когда ясные очи откроешь. Пока дожидались, я команду вольно дал… Их самих в сон поклонило. Я и распустил генералитет… Ну, до утра. Сказал, Царь, когда изволит, глаза откроет и вас востребует на совет, а вы, мол, тоже идите по своим углам и думайте… Только песни не пойте…

Царь. А разведка где?

Данилыч. Спит.

Царь. Как спит?!.

Данилыч. А чего гневаться изволишь, Петр Алексеевич? Дело сделали – теперь сны смотрят.

Царь. Живо сюда! Вместе с бабой-шпионом!

Данилыч. Сей момент.

Царь. Стой, а где Брут?

Данилыч. Капитан Твердыкин на задание его послал.

Царь. Друга моего - и без моего ведома?! С этой войной совсем меня бояться перестали. Ниеншанц - прямо позор мой. Чего стоишь? Выполняй приказ!

Голос кота Брута

Брут. Петр-руша, я здесь. Я, государь, давно здесь.

Царь. Где ты, друг сердешный?

Брут. Где и положено быть слуге государеву, у ног твоих, под креслом. Когда генералитет стоя засыпать начал, я и пробрался. Данилыча за камзол потянул, он сам очухался и всех разогнал. Ну, а мы уж тут оба с тобой, на полном покое, храповицкого и дали.

Кот вылез из под кресла

Царь. Данилыч донес - Твердыкин тебя посылал куда-то без моего ведома?

Брут. Было дело, да прошло.

Царь. По какой надобности?

Брут. Надобность одна, Петрруша, неприятеля прогнать. Ты меня в тайную службу определил? Определил. Лишний раз сам не беспокойся. Наше дело беспокоиться. Не хочу тебя смешить, но у меня тут чудесненький план созрел. Чтоб ты не обругал и сапогом в меня не кинул, я его только Твердыкину на блюдечке и принес.

Царь. Ну, и что ты учудил? Посмеши, а то мочи нет, голова болит. Отвлеки меня, грешного, от государственной боли.

Брут. А ты корону-то сними, она болеть и перестанет.

Царь. Ты чего сказал?! Сам-то, понимаешь?

Брут. А чего я сказал? Сказал, что в короне спать нельзя. Голова отдыхать должна. Мне бы сейчас столько мяса съесть, сколько твоя корона весит. Ты, в смутное время, чтобы настоящую не сперли, поди, чугунную напялил… Ещё бы голова не болела!

Царь снял корону.

Царь. И в самом деле, так легче.

Брут. Ум хорошо, а два точно лучше.

Царь. Ты на себя намекаешь?

Брут. Нет, я о своем плане. У меня тайный приятель есть, по совместительству мой агент.

Царь. С каких пор ты от меня своих приятелей скрываешь?

Брут. Так он же тайный российский агент! А у нашей службы свои правила. Сам же их и утвердил… Без надобности никого не раскрываем.

Царь. План докладывай.

Брут. Только не смейся. Он предложил провести тысячу наших отважных российских мышей в расположение этой окаянной крепости.

Царь. Для чего?

Брут. Для поедания шведских запасов. Мы уже всё на двоих сообразили.

Царь. О, как! Совсем обалдели.

Брут. Нет, Государь – тонкий расчет. Я бы и котов провел туда, да велик риск отстрела, и, к тому же, коты - ни солонину, ни зерна не едят. А мышиная братия все это быстренько растащит. На зиму, с твоей и Божией помощью, запасы сделают отечественным детям на прокорм. То есть, наше добро целее будет, а у них сплошной убыток в провизии. Так долго не продержаться. Глядишь, и осилим их.

Царь. И то правда. Ну что ж – благодарю за смекалку. Так ты в мышиную гвардию добровольцев- то собрал?

Брут. Уже отвел. Там уже.

Царь. Ты, друг мой, не только кусок мяса заработал, но и орден тоже. Дай я тебя поглажу.

Брут. Урр, Петрруша, чего там – общее дело делаем. По правде сказать, позиция у шведов основательная, солдаты храбрые…

Царь. Не говори лучше… Стыдно, - хвосты полезнее генералов в службе, и от мышей пользы больше, чем от солдат!

Брут. Тише, Петрруша, тише… Ещё генералов разобидишь. Они и так на меня косятся. Некоторые царским прихвостнем называют.

Царь. Кто?! Какая собака?

Брут. Да не твоя, не твоя. Есть - кому. Пока терпимо – не скажу.

Царь. Ну, терпи. Твоя воля. Иди, друг мой, на печку. Сейчас командир твой Твердыкин шпиона приведет. И сиди тихо, пока не уйдут. Но не спи.

Брут. Петруша, я весь – внимание. И, по-моему, уже идут.

В прихожей слышна, какая-то нервная возня. Брут идет за печку.

Данилыч. Петр Алексеич, разведчикам позволь войти с подарочком.

Царь. Зови, от подарка не откажусь.

Твердыкин. Здравия желаю, Петр Алексеевич. Позволь доложить?

Царь молча кивает головой.

Крепко жалеем, государь, но нам и в этот раз не удалось попасть к ихним артиллерийским складам. Караул там многочисленный, да и ушки на макушке. Не спят и всё!

Царь. Мне бы таких солдат выучить.

Твердыкин. Не серчай, отец наш, выучимся. А пока тебе одного из учителей приволокли. В женское платье переодет и всё мычит, скоморошина. Раздевать до солдатского вида не стали, однако, под этим платьем вполне качественный мундир королевского войска.

Царь. Кляп вынь. Может, и заговорит.

Твердыкин. Куропаткин, не спи! Что царь сказал?

Куропаткин. Я то же самое и до царя говорил.

Куропаткин вынимает кляп изо рта шведа. Швед начинает мычать еще сильней, жестами показывая, что он немой. По его жестикуляции можно только догадаться, что когда-то русское ядро ему попало в голову. Разведчики Петухов и Куропаткин стоят с открытыми ртами. У царя Петра округляются глаза, и он становится весьма пучеглазым.

Воцаряется тишина.

Данилыч. Вы кого привели?

Куропаткин. Так ведь еть…

Петухов. Само пришло.

Твердыкин. Не надо его было по затылку бить, Петухов. Вечно ты невпопад.

Царь. Заставь дураков Богу молиться – они и лоб расшибут. Сдерите с него маскировку. Обыщите мундир.

Разведчики рьяно выполняют приказ.

Швед начинает смеяться.

Данилыч. Чегой-то его разобрало?

Царь. Щекотки боится.

Куропаткин. Нашёл ! Ей Богу, нашел! (Достает бумажку и передает ее капитану.)

Твердыкин. Государь, так это ж план расположения нашего лагеря! (Отдает её Данилычу.)

Данилычу. Немой- то немой, а шибко зрячий, значит.

Смотрит бумагу с планом

Петухов. Он и слышит хорошо.

Царь. Откуда знаешь?

Петухов. А он, когда сопротивлялся, - я его дураком обозвал, так он меня кусить хотел. Тут мы ему кляп и сунули.

Данилыч передает бумагу Царю.

Данилыч. Всё точно подлец нарисовал. ( Хочет ударить пленного.)

Царь. Не тронь гостя! Он молодец. Свое дело, в отличие от вас, знает, - и куда надо прошел, и что надо отметил.

Данилыч. Так что, повесить его?

Царь. Отпустить. Напоить вином и отпустить. Мне эта карта пригодится.

Данилыч. Петр Алексеевич, он же Карлу и ихнему генеральному штабу всё заново нарисует.

Царь. Будешь обсуждать мои приказы, палкой побью.

Шпион начинает плакать навзрыд. Воцаряется тишина.

Петухов. Моя правда - дурак ты. Радуйся и молись за царя русского. Пошёл!

Швед сразу перестает плакать и отдает царю честь.

Куропаткин. К пустой голове руку не прикладывают, дурында.

Данилыч. Твоя воля. Все - кру-гом! Марш отсюда. Петр Алексеич, сказано- сделано.

Солдаты уводят пленного.

Царь (Данилычу). Вот и займись делом. Сделай для шведов вид, что нам наплевать на их силу, и мы, где стояли, там стоять и будем, но чтобы ночью всю армию перевел за две версты отсюда. Понял? А здесь оставь караульных при кострах, да побольше девок и дров, пусть себе шумят и радуются жизни.

Данилыч. А где я столько девок возьму?

Царь. С финских хуторов да русских деревень! Я и то знаю.

Данилыч. Чего ж теперь не понять! Ты, Алексеич - Юлий Цезарь нашего времени. Я бы не додумался.

Царь. Выполняй, Александр Данилович. Может, когда-нибудь тут генерал- губернатором будешь. Иди в народ.

Данилыч исчезает мгновенно. Что-что, а выполнять он - горазд.

Голос Брута:

Брут. Ур-р-р. Петруша, ты гений. Но зачем отпустил шпиона? Уж если ты такой добрый, то отпустил бы, когда всем мир объявится. Иль когда крепость возьмём…

Царь. Брутя, дорогой, пусть думают, что мы гуляем по глупости своей… Дескать, война сия для нас прогулка… А крепость всё равно возьмём, без лишних жертв… Иль задумаются: может, мы хитрые и играемся с ними - как ты с мышами, а на самом деле придумали им коварность какую. Неизвестность – страшна пуще темноты.

Брут. Ге – ний. От кончика хвоста до кончиков ушей… Прости, царь, – от мизинца на ноге до макушки на башке.

Царь. Сам то понял, что сказал?

Брут. Башковитый ты очень.

Царь. Так- то оно так, но в толк взять не могу, что делать. Генералы просят не торопить их. А у меня больше мочи нету - сидеть и ждать. Этак не мы их, а они нас измором возьмут. Главное - город строить надобно, столицу новую и крепость при ней. Лето на носу!

Брут. Один нос хорошо – три ещё лучше.

Царь. Чего лучше?

Брут. Совет устроить.

Царь. Сердешный ты мой, советчиков у меня хоть отбавляй. Куда голову ни поверни – страна советов. А мне дело толкать надо. Жду - не дождусь, когда купцов голландских и аглицких сюда приглашу, и торговать нас с умом научат. Другому миру откроемся в силе. Чтоб через год – другой все флаги в гости были к нам. И запируем на просторе. А тут Ниеншанц, как больная мозоль, на другой берег стать ноге не даёт. Придумать надо что-то срочно и кончать эту кампанию.

Брут. Вот и я говорю. Есть у меня агент, как ты уже слышал. Усы меньше твоих и моих, но башко- ви – тый, ууёё!

Царь. Зови. Я уже понял. Чай, не глупей его. Вместе покумекаем.

Брут. Алексашка!

Голос Алексашки

Алексашка. Здесь я, рыцарь, - здесь. Здесь, пастырь мой, гражданин начальник.

Царь. Здрасьте! И давно ты здесь?

Алексашка (вылезая). Как не на задании, я всегда здесь. У тебя, государь, самое безопасное место под троном твоим. На чем ты восседаешь - моя самая надежная защита.

Царь. Так ты в курсе дел?

Алексашка. А то…

Царь. Ладно. Об этом после. Садитесь за стол… Или на стол…Есть хотите?

Брут. Мы есть потом будем. Сейчас – думать.

Алексашка. От шведской солонины жажда мучит. Сил нет пить хочу. А у тебя только вино, государь?

Брут. Ты не привередничай. Хотя, по правде говоря, от молока не отказался бы.

Алексашка. Вот-вот. Пользы от него больше, чем вреда.

Царь (Бруту, глядя на мышонка). А ты его в честь Данилыча Алексашкой-то назвал?

Брут. Это не я, это его мама назвала.

Царь. Чудны дела твои, Господи… Данилыч! Алексашка!

Мышонок Алексашка мгновенно прячется под лавку.

Царь довольно захихикал.

Голос Александра Даниловича

Данилыч. Здесь я, здесь, драгоценный мой! Чем помочь?

Царь. Принеси –ка кувшин молока, да не кислого! Лучше топлёного! И блюдечко…

Брут. Ур-р-р.

Данилыч ( с порога). А-а, прихвостня побаловать решил.

Царь. Кто здесь царь!?

Данилыч (исчезая). Язык мой – враг мой. Сей момент!

Царь. Он у меня забалтывается, конечно. Однако, с лестью, но предан.

Брут. Да нет – он мужик недурной…Только жадный очень до наград. Боится, верно, лапоть светлый, что все мне достанутся, или кто другой обойдет.

Алексашка (вылезая из укрытия). Ты ему, когда он забалтываться начинает, сразу медаль на грудь вешай. Умней его через десяток лет никого не будет.

Царь. Откуда знаешь?

Алексашка. Мама говорила… И поверь опыту. Не первый день у тебя под царским местом сижу. ( В момент ныряет под лавку.)

Появляются Данилыч и Поваренок с кувшином, блюдечком и кружкой.

Царь. Алексашка, а ты не побрезгуешь со мной молочка испить, а то всё вино, да вино? Иной раз и заговариваться начал. Хотя вот Брут говорит, что последние дни ты себя отменным организатором проявил, и лазутчика сам поймал, и сдал разведчикам им в заслугу, чтоб я не серчал за их неудачи.

Данилыч. Видит Бог, никогда не хвастаюсь. Что касается напитка - почту за честь. (протягивает стакан.)

Поваренок наливает молоко Царю в кружку, Данилычу в стакан и Бруту в блюдечко.

Данилыч. Ваше здоровье, ваше… Ой!..

Царь. Да, в здоровом теле - крепкий дух. Мы тут посовещались и решили тебе за упорство при стоянии под крепостью Ниеншанц медаль дать.

Данилыч. Петр Алексеевич, сердце родное, позволь тебя поцеловать.

Лобызает царя троекратно.

Царь. Ну, ну-ну! (Глазами указывая на Брута.) Его благодари!

Данилыч. Я тебя люблю, Брутя .( Целует и кота.) Прохвост души моей! ( Замечает Алексашку.) Ой, мышка! Хочешь молока?

Царь. Это Брутин приятель, имей в виду.

Данилыч. Друг моего друга - мой друг.

Царь. Вот и хорошо. Иди, готовь армию, как договорились.

Данилыч. Сказано-сделано!

Данилыч исчезает.

Алексашка (вылезая, обращается к поваренку). Чего стоишь, давай блюдечку скорей!

Поваренок смотрит на Царя.

Царь. Чего вылупился? Не слышал, что ли? Неси живей!

Поваренок из фартука достает еще одно блюдечко.

(В изумлении.) Откуда ты узнал, что нас трое?? Данилыч со своим стаканом ходит.

Алексашка. Это мой агент.

Царь. (Бруту). Агент твоего агента - твой агент?

Брут. Ур-р-р-р.

Царь. Уверен?

Алексашка. А то!! Не обижай, государь, верных слуг твоих. (Поваренку.) Иди, следи за кухней. (Царю.) Мы же должны быть уверены, что тебя не отравят. Он всю твою еду пробует. Ваня, продемонстрируй.

Поваренок Ваня пробует молоко из блюдца Алексашки.

Алексашка (Бруту.) Ну, я уверен. ( Начинает пить из блюдечка Брута.)

Брут ( Царю). Абсолютно. ( Пьет из царевой кружки.)

Царь. Ну, ребята, обложили меня со всех сторон.

Все допивают молоко.

Алексашка. Вкусно.

Брут. Царское молоко.

Царь. Слушай, главный мышь страны, ты действительно тысячу братьев переправил на тот берег реки?

Алексашка. Две с половиной… тысячи… Если не три…

Брут. Не с перебором?

Алексашка. Добровольцев много, и еще эмигранты, беженцы, нелегалы. Неучтёнка среди нашего роду, к счастью, большая.

Царь. Эка радость.

Брут. У мышей потери не так заметны. Психологически для племени это важно. Ты вот своих солдат должен беречь. Да и то, что наших серых больше ушло туда, твоему войску, право, легче жить буде. Сытнее, во всяком случае.

Алексашка. Петр Алексеич, чего ради государства не сделаешь. Ещё при таком царе. У тебя, что ни мешок с провиантом, то дыра. С голоду не мрем. Всем хватает.

Царь. Спасибо за правду. Кампанию закончу - с дырами разберусь.

Алексашка. Ой!

Брут. Не волнуйся. И вам останется. Тебя и твою родню вообще на довольствие поставим.

Царь. Я же не дикий зверь.

Брут. Он реформатор.

Алексашка. Я своим передам.

Молчание. Допили молоко.

Алексашка. У меня идея есть.

Брут. В буквальном смысле?

Царь. Военная?

Алексашка. Стратегическая. Применить идеологическое оружие. Ой-ой-ой-пи-пи-пи… Живот?!

Царь. Неужто и впрямь отравили нас?

Брут. Покушение?

Алексашка. Ой –ай- ай-ай –ай! ( Исчезает за дверью.)

Царь. Переворот… Шпагу-то я отдал повару точить… Конфузия…

Брут. Нет – переворот, - я бы знал. Ко мне уж приходили…

Царь. Кто?!!

Брут. Собаки.

Царь. И ты, Брут, с ними?

Брут. Опомнись, Петруша! Комиссары от собак жаловались, что армия им даже костей не оставляет. Сами глодают. Давно хотел тебе сказать – давай больше каши и мяса воинству своему! И никакие заговоры не страшны будут. И собак не зли.

Царь. Нашел, когда сказать – перед смертью.

Брут. Не смеши, царь! Думаю, мышь объелся солониной на территории врага. Иностранные продукты лучше употреблять умеренно.

Царь. Господи, пронеси и помилуй. Пойду свечу поставлю перед образами угодников.

Брут. Погоди, он сейчас вернется. С ним бывало. Он, как заграницу попадает, сам не свой становится. С такой ненавистью на какую попало еду набрасывается, и с такой злостью жрёт-жрёт - все подряд.

Царь. Патриотизм, значит проявляет.

Брут. Ага, так говорит: За Родину мщу и мстить буду до последнего писка.

Царь. Вот он сейчас и пищал, вроде, когда убегал.

Брут (кивая головой). Ужас. Не поверишь, бывает стыдно за соотечественников. Уж сколько капитан ему говорил, сколько я по дружбе: “На задании зверствовать и дикость свою проявлять нельзя”. Засыпаться можно. По аппетиту русские и попадаются.

Степенно входит Алексашка.

Алексашка. Извини, государь, со всеми бывает.

Брут. Не со всеми. Только с пережору, у некоторых.

Царь (с подозрительностью). Что ты так быстро?

Алексашка. Я же маленький. Живу и умираю быстро-быстро.

Брут. Ой, не прибедняйся. Твоей живучести может позавидовать любая лайка.

Царь. Кто о чём. Давай скорей идею, пока опять не убежал.

Алексашка. Идея взрывная – это, можно сказать, показательная идеологическая диверсия. Заключается она в том, чтобы пробраться в крепость и уничтожить неприятельский флаг.

Молчание

Брут. Всё сказал?

Алексашка. Всё. За флагом и крепость падет… Примета такая.

Царь. Что-то в этом есть... Сломить их дух, значит? - хорошая мысль… Сама по себе. Хорошая… Вот только разведчики Твердыкина даже артсклады уничтожить не могут. Скорее, вы всю амуницию шведскую съедите, чем они их заряды в небо отправят. Хоть ты тресни, даже через вал перелезть не могут. Их посреди реки уже на мушку берут. Вот какая незадача.

Алексашка. Мысль в мою башку залетела, мне и доверь.

Царь. Что доверь?

Алексашка. Флаг неприятельский опозорить. Только мне брутова помощь нужна. (Смотрит на кота.)

Брут. Авантюрист. Помогу авантюристу.

Алексашка. Спасибо. И ещё, - чем меньше людей и служб будут знать об операции, тем надежней.

Брут. Понятно, узок круг идейных борцов. Ты, я, государь…

Алексашка. И Данилыч. Прикажи ему, господин наш, достать с полверсты суровой нитки и корытце.

Царь. И что?

Алексашка. Приладишь, Петр Алексеевич, небольшой парус к нему.

Царь. Пойдет, - это дело и впрямь царское. Куда тебе столько нитки?

Алексашка. После диверсии будешь тащить нас обратно, нам против течения с устатку самим не выгрести.

Царь. Лизавету оседлаю, она вывезет с ветерком.

Брут. Петруша, будь любезен без ветерка.

Алексашка. Если этот важный и разжиревший котяра согласен, мы с ним уляжемся в корытце, он втянет свой живот, и мы незаметно подплывем к крепости, при условии, что он замаскирует свои усы.

Брут (улыбаясь). Усы- то зачем?

Алексашка. Хи-хи. Чтоб не важничал и не привлекал внимания. Как назовем операцию?

Брут. “Чокни”

Царь. Что за название? Почему?

Брут (в сторону Алексашки). Так он же чокнутый. И я тоже.

Царь. Да, кумпания, с вами не соскучишься. Когда начнем?

Брут. Мне бы перекусить.

Алексашка. Мне нельзя. Прямо сейчас и начнем. Иди царь парус ладь. Скоро тронемся. То да сё, темнеть начнет, а мы уже на месте. За полверсты выше по течению.

Тебе, Брутя, тоже бы потерпеть. Ещё укачает по волне. Точно потонем, вместе с твоими харчами.

Брут. Молчи, чокнутый. Тяпун тебе на язык. Век сала не видать.

Царь (свистит как соловей разбойник).

Появляется Поваренок Ваня.

Ваня, царскому коту дай чего-нибудь сытного, но в меру, чтоб передвигаться мог и не спал на ходу.

Ваня. Найдём, будьте покойны, ваше царское величество.

Царь. И ещё, Ванечка, скажи, как на духу, у тебя свои агенты есть?

Ваня смущается, отворачивается и густо краснеет.

Алексашка. Говори, Ванюша, пока Великий государь добрый… Ты же знаешь, что такое Верховный главнокомандующий…

Ваня (тихо себе под нос). Да-а.

Брут. Кто у нас Верховный?..

Ваня. Не знаю. Данилыч?

Брут. Как же ты экзамены сдавать будешь?

Ваня. Для меня Главный - главней Верховного. А Главный – Петр Алексеевич – вы. Как скажете, так и будет.

Царь. Вот за это я тебя, Ванюша, и люблю, а не шеф-повара. Того попросишь простой каши сварить, а он норовит французской мерзости подать с соусом.

Алексашка. Выгони его к бесу.

Царь. Гостям нравится. (Вздыхает, и обращается к Ване.) Так кто,

сердечный, под твоим началом ходит? Какие такие агенты?

Брут. Любишь ты, Петрруша, допросы устраивать, заговоры искать. Чего надо, мы сами найдем. Не пытай нас.

Царь. Что уж, и спросить нельзя? Кто здесь царь?!.

Алексашка. Ваня, не искушай отца российского народа. Ему и прибить недолго… Скажи, и дело с концом. Ему можно.

Царь. Спасибо.

Ваня. Клопики. Я завербовал клопиков.

Молчание

Царь. У меня есть?

Ваня. Дежурят… Когда Госсовет.

Алексашка. Петр Алексеич, клопы персонально прикреплены к членам Совета и ответственным чиновникам, а также к Генеральному штабу и высшим офицерам.

Брут. Если уж совсем откровенно, - в офицерском корпусе, вплоть до среднего звена… Насколько я знаю.

Царь (передразнивая). “Насколько я знаю”… - шельма..(Пауза.) А ниже среднего звена чего удумали?

Алексашка. Ванечка - самородок. Теперь тренирует вшей. Мало того, что наших, так еще и заграничных. Для контроля над армией и всеми поголовно чиновниками. И за кордоном тоже. Кстати, там уже под королем Карлом – наш российский клоп и его шведская подруга внедрились. Но с языком у агента пока плохо. Подруга за отдельный паёк помогает. Думаю, осилят и в стратегическом плане, полагаю, склоним Карлу к вечному миру.

Брут. К духовенству готовим рыжих муравьёв. Так что все под приглядом.

Царь. Баб забыли.

Брут. Обижаешь, Петруша. Мы все заинтересованы. Есть разработки. Ванечка уже доложился. Вот ни сегодня – завтра грамоте обучим, он и реферат представит. Устный вариант очень интересный. Подробности поразительные.

Царь. Ваня, как твоего отца родного звать?

Ваня. Не знаю.

Алексашка. У него на иждивении только мать. А мама, кто папа, не помнит.

Царь. Слыть тебе с этой минутой Иванычем! Значит так, Иван Иванович, с завтрашнего дня за тягу к науке будет тебе от меня стипендия – рубль серебром в месяц. И больше за дурака меня не держите. Я радею за европейский образ жизни, всех в баню заставляю ходить, бороды стригу, а вы без спросу паразитов на государеву службу натаскиваете. Давайте договоримся – самодеятельности в меру. И чтоб - без перебору! Регулировать буду. Поняли?!

Брут. Чего ж не понять. Лишь бы тебе польза была.

Царь. Ступай, Иван Иванович, корми Брута, а мы, Алексашка, распоряжения дадим, кобылу накормим и снаряжение проверим.

Ваня. Петр Алексеевич, у меня к вам приватный разговор есть. Коротенько. (Обращаясь к Бруту и Алексашке.) Я по поводу кухни и женитьбы.

Брут. А-а… Ну-ну.

Алексашка. Береги себя, Ванечка, не задавайся.

Царь. Оставьте нас.

Брут и Алексашка выходят.

Говори.

Ваня. Петр Алексеевич, прикажи шеф-повару туесок с мёдом мне как дополнительное питание раз в неделю выдавать.

Царь. Сластёна?

Ваня. Сластёна.

Царь. Не слипнешься?

Ваня. Для мозга шибко полезно.

Царь. Будь по- твоему, ловкач. Мозг – сила страшная. Мозгов-то нам и не хватает. А теперь разреши исполнять царское дело. И ты корми начальника. И не вздумай клещей да слепней дрессировать. Скотину не тронь. Она лучше нас с тобой. Усёк?

Ваня. Усёк. Сегодня же сожгу все материалы… Чтоб никому не достались.

Царь. А ты уже и там принялся?.. Я ведь не ослышался про материалы. Стало быть, и записи есть? Значит, грамоту знаешь? Ваньку валял, мол, безграмотный?

Ваня. Так иначе отчётами завалят. Государь, у тебя деньги есть?

Царь. Свои, что ли?

Ваня кивает головой.

Ну, ты и вымогатель! Я тебе стипендию даю, мёду не пожалел, бить не бью, каши ешь, сколько хочешь…

Ваня. Бог с вами, я не о себе пекусь. Оставьте ваши карманные денюжки здесь. Кругом разбойников полно. И спрашивать не будут: царь ты или не царь? Я- то знаю, что у вас пять рублей серебром и ни шиша больше. Они - не знают. А так карманы вывернете и покажете, мол, нетути - и всё. Какой спрос? Самое большее - по шее дадут и отпустят. Зато операция не сорвётся! Вы же без охраны поедете. Операция, дабы не засмеяли вас, - тайная.

Царь. Это кто надо мной смеяться вздумает?!

Ваня. Король шведский. Сильным князьям смеяться не грешно.

Царь. Умный больно.

Ваня. Лучше мы потом посмеёмся всласть. Вообще, разведка улыбается последней.

Царь. Верно. Это ты по себе знаешь?

Ваня. На вас глядя, учусь.

Царь прячет деньги в сундучок.

Царь. Отвернись. ( Запирает сундучок, ключ прячет в карман. Другой ключ снимает со связки и протягивает Ване.) На, храни ключ, ученик. Тебе - верю. Пошли. Стой, умник, а женитьба?

Ваня. Да это я так, для отводу глаз.

Царь. Слава Богу! Надоела эта гульба – то свадьба, то похороны, а строить-то когда?!

Ваня. Мундир бы другой надели, Петр Алексеевич, извините… Для безопасности.

Царь. Сам знаю. Ты поосторожней руководи-то мной. Двигай. Совсем страх потеряли.

Выходят.

Затемнение.

У привязи для лошадей - кобыла Лизетта и Брут.

Под барабан проходит взвод строгих преоображенцев, затем захмелевшие разведчики во главе с капитаном Твердыкиным.

Твердыкин. Команда, стой! Раз – два… Ты чего, Брут, не спишь?

Брут. Барабаны мешают.

Твердыкин. Всё не привыкнешь?

Брут. Так каждый божий день долдонят без умолку. Стучат да стучат. Пушки лучше. Пока чистят и заряжают, спать можно. Глядишь, и ядра кончатся, или осечка какая. Хорошо ещё не поют. А то, когда гуляют, сильно воют невпопад.

Твердыкин. Погоди маленько, сейчас запоют. Царь с полночи до утра приказал петь. А что невпопад, так точно волками воют. Мы завсегда так завоевателей пугаем. Это у нас теперь психическая атака называется. Александр Данилович посоветовал, государь – не возразил. Нынче нашей команде приказано повыть здесь, у привязи. Возле вас, короче.

Брут. По дружески прошу: мы на дело идём, заведите что-нибудь душевное. Будьте ласковы к ветеранам.

Лизетта, тихо, подсмеиваясь, ржёт.

Твердыкин. Помилуйте, господа, - одно дело делаем. Сначала для вас, ветеранов, по дружбе попоём, а к середине ночи для государя всё-таки повоем.

Брут. И на этом спасибо. Лиза, где Алексашка? Не видела?

Лизетта. Нет, я до твоего визита спала.

Появляется Алексашка с маленьким узелком в руках.

Алексашка. Здесь я, здесь, служивые.

Брут. Где тебя носит?

Алексашка. У своей знакомой был.

Лизетта. Женился бы ты, наконец, а то всё бегаешь куда-то.

Алексашка. А вы, кобылы, всё о своём. Вам бы только замуж скорее.

Лизетта. Ты дурно воспитан, Александр.

Брут. Насколько чутьё мое говорит, твоя знакомая жила у финского рыболова, в погребе у трех осин.

Алексашка. Чутьё тебя не подвело, но она, как и все участники набега, объелась шведской солониной. Жажда замучила, сняла угол у местной курицы рядом с колодцем.

Лизетта. Почему ты не объелся?

Твердыкин. Тихо-тихо-тихо… Почему вы вообще, Сан Саныч, взяли подругу в этот десант. Вы понимаете, чем вы рисковали? Срывом операции - раз!

Лизетта. Любимой женщиной - два.

Брут. Государственной тайной – три.

Алексашка. Как государь говорит - не держите меня за дурака! За конспирацию отвечаю хвостом! Во-первых - взял подписку о неразглашении, во вторых – обещал жениться, в – третьих – использовал бархатную повязку на глаза, когда шли в десант… Обратно она и сама открыть глаз не могла…

Твердыкин . От пережору?

Алексашка. Нет! От обиды. Она хотела еще осмотреть город, заглянуть в местную библиотеку…Она много о ней слышала…

Брут. От кого?

Алексашка. От меня, черт возьми! Я только там и изучил по- настоящему пять европейских языков и дюжину сортов мировой бумаги, включая китайскую… Скобари!

Твердыкин. Закончим кампанию - пойдешь на гауптвахту.

Алексашка (чуть не плача, со вселенской обидой). Она первый раз за границей была… Хотя всё рядом, а оказывается - другой мир рядом. Это за мою-то службу вы меня так попрекаете и грозите тюрьмой?! Кампания кончится, я уйду в отставку и буду путешественником… Уеду в теплые страны… От вас, холодных, душевно-чёрствых подальше. Лисицы вы безжалостные!

Брут. Там, куда ты грозишься уехать - не лисицы, там - крокодилы кругом. Хотя, честно сказать, не знаю, кто такие, но как говорит наш господин капитан – хрен редьки не слаще. А ещё слышал, египетские коты - самые страшные в мире, в буквальном смысле, на чертей похожи. Под большим секретом на конференции сообщили.

Твердыкин. На какой конференции, когда? Кто тебя посылал?

Брут. Петр Алексеич командировку выписали, уважаемый Пантелеймон Евстахич. Я вам тогда объявил, что в лазарет пошел ухо лечить и кишечник, мол, не в порядке. И то, и то промывать надо… Помните?

Твердыкин. Ну?

Брут. В Варшаве был, на междукотовой конфернции “По использованию усов в мирных целях”. Вам всё равно, поди, а государь мыслит, что пока воюем – самое время о мире думать. Не всё же будем глотки грызть себе и соседям.

Разведчики(хором). Ёё – лки зелёные…

Твердыкин. Много понимать стал, кот учёный. Ладно, с тобой потом разберусь. Фамилия подруги?

Алексашка. Любовь Дмитриевна.

Твердыкин. Фамилия! Ты что глухой?

Алексашка. Не скажу. Только государю.

Твердыкин. Всё равно узнаю. (Обращаясь к разведчикам. ) А вы чего стоите пеньками, рты разинули, ёлки-палки. Начинайте петь. Приду - проверю. У меня и без пенья дел по-горло.

Уходит

Разведчики Петухов и Куропаткин затягивают песню.

Лизетта вдруг странно замолчала.

Пауза. Все, кроме молчащего Алексашки, оборачиваются на кобылу.

Лизетта всхлипывает и начинает тихо плакать

Брут. Ты чего, Лизуня?

Лизетта ( сквозь слёзы). Мышек жалко. Кругом война, а у них любовь.

Алексашка. Не плачь, подруга. Всё – прах и сено.

Лизетта. Твоя-то хоть у колодца, а мой неведомо где, под кем?

Разведчики и Брут вместе.

Лизетта (разведчикам ). Что за чудная песня? Откуда она?

Петухов. Да шут её знает.

Куропаткин. Сама как-то поется.

Лизетта. Так вы и слов не знаете?

Куропаткин. Не.

Лизетта. А я как же?

Брут. А это твое сердце запело.

Алексашка. Слышала бы вас сейчас моя Люба. Хвост бы прикусила, чтобы не расхохотаться.

Лизетта. Не надо так, Александр. Вы же – совсем по- другому всё чувствуете.

Брут. Чего ты, в самом деле, Сашок?

Алексашка. Не называй меня Сашок! Господи, а не уйти ли мне в монастырь? Всем покойней будет.

Вбегает Капитан.

Твердыкин. Вы чего тут пели!? Приказано развесёлое петь! Завели панихиду. Где вы её взяли?

Все как по команде рванули во всю глотку патриотическую песню.

Появляется Данилыч с седлом и уздечкой.

Данилыч. Продолжайте-продолжайте. Государь одной ногой уже здесь. Лизетта, тебя ждут великие дела. Только бурно радость не выражай. Это большой секрет. Задание – обалдеть можно. Ты - не слышала. Я - не знаю. У тебя чего слёзы на глазах?

Лизетта. От радости. Государя увижу.

Твердыкин. Баба есть баба.

Алексашка (Бруту). А ты со своей попрощался?

Брут( чуть с грустью). Мы прощаемся через небо…

Алексашка. У-у, понимаю – луна, звёзды… А мы всё по норам. Как бы кто ни раздавил. Как её величают?

Пауза

Брут. Марфа. Чего у тебя в узелке?

Алексашка. Бутылочка с водой, сухарик и маскировка.

Брут. На этот раз под кого будешь работать?

Алексашка. Под птичку.

Брут. Дятла?

Алексашка. Нет – снегиря.

Брут. Ну-ну. Вода, наверное, из колодца?

Алексашка. Из колодца. Люба сама набирала.

Данилыч ловко седлает кобылу. Появляется Петр, в мундире рядового, с сумкой через плечо, с корытцем и легким парусом в руках. На спине прилажено ружьё.

Царь. Хорошо запели. По нашему отъезду продолжать.

Данилыч. Давай, государь, корытце пристегнем и парус твой верёвочкой за спину определим. Ежели услышу, что пищаль твой стрелять начнёт, сей момент с подмогой и подоспею. А вот тебе, Брутя, котлетка – это раз, а вторую бабушка даст, когда вернёшься – это два. О! и мыша здесь!? Зря котлету нёс… Чего ты его мучаешь, за собой таскаешь? Видишь, - с узелком на тот свет собрался.

Брут. Больно много секретов знает. И казнить жалко, и отпустить нельзя. Вот и храню его, как военную тайну.

Царь. Хватит лясы точить! По коням.

Данилыч. Ну, Христос с вами!

Брут. И тебе того же.

Алексашка (подбираясь к Лизетте). А ей не тяжело будет? Всё-таки нас трое?

Лизетта вкрадчиво заржала.

Царь. Ты о своей службе думай.

Алексашка. Вот-вот, Пётр Алексеевич, я как раз по дороге хотел посвятить ваше величество в некоторые детали операции. Если позволите, я к вам – за пазуху?

Царь. Если земля – матушка вас тварей греет, царю – сам Бог велел! Забирайся. А ты, (Обращаясь к Бруту.) друг сердешный, - или за гриву держись, или за пищалью. Выбирай по вкусу.

Брут. А что у тебя в сумке кожаной?

Царь. Пули и порох.

Брут. Куда ж столько-то?

Царь. За вас мстить, рыцари.

Брут. Ты, что же в нашу Викторию не веришь? Лучше бы паштету взял.

Алексашка. И кусочек сала.

Царь. Если бы не верил – гуся испёк. Ванька по этой части – мастер. Дома всласть погуляем. Я уже пироги с рыбой заказал. А Лизке отборного овса полпуда. До отвалу наедимся.

Лизетта радостно ржёт.

Брут. Тихо, Лиза, тихо, а то живота лишимся, если нас обнаружат.

Алексашка. Пи-пи-пи…(Что- то хочет сказать царю.)

Царь. Поехали, “пи-пи” перед посадкой.

Сдержанный топот удаляющейся лошади.

Твердыкин, Петухов и Куропаткин начинают петь.

К ним присоединяется Ангел, но они его не замечают. Он поёт вместе с ними.

Конец первого действия.

Шум реки, только что вскрывшей ледяной панцирь.

Берег Невы. Несколько камней. Одинокая кривая сосна и два куста ивняка.

К сосне подходит Царь, ведя под уздцы Лизетту.

На кобыле самостоятельно восседают Брут и Алексашка.

Царь. Сдается мне, что приехали, братцы.

Брут. По моим расчётам ещё бы метров сто.

Царь направляется в сторону, указанную котом.

Алексашка (вылезая из сумки). Что-то я замёрз, пока ехали. (Пытается свистнуть.) Фью-фью - ю… Не получается. Даже губы дудочкой не сделать.

Брут. Вот и слава Богу! А то по нам из шведской фузеи так свистнут!..

Лизетта (переминаясь с ноги на ногу). А вы бы двигались, как я…

Брут. Ещё надвигаемся. (Обращаясь к Алексашке.) Иди ко мне – согрею.( прижимает к себе Алексашку.)

Лизетта. Друзья мои, я вам еще в своем сарае откусила кусок старого плаща, меня им иногда накрывают… Возьмите для согреву. Чего пялитесь? - пригодится. Ночи холодные.

Алексашка Тебя же за порчу казенного имущества накажут.

Лизетта. Скажу, шведские мыши отгрызли.

Брут. Спасибо.

Алексашка. А как ты отличаешь шведских мышей от наших?

Лизетта. Они разрешения спрашивают.

Алексашка. А наши?

Лизетта. А наши – так воруют.

Алексашка. Обидно даже. Ты что, иностранцам всё разрешаешь?

Лизетта. Так они всё равно своруют! Но с разрешением и им на душе спокойней, и мне не так противно. (Тихо ржёт.)

Появляется Царь.

Царь. Там камней много. Шуму наделаем

Брут. Ну да. Особенно мы с Алексашкой.

Царь. Не остри. Там Лизе стоять трудно будет.

Алексашка. Приносим извинения.

Царь. Это что у вас за тряпка?

Алексашка. Лизин плащ. То есть, что осталось от него. Шведские мыши назло нам его так разделали!..

Брут. В общем, надругались над ним.

Алексашка. Ага, жрать то нечего после нашей диверсии.

Брут. Пора корыто ладить.

Царь. Завтра новый велю выдать, да пуще того, из трофейных или попону парадную. Зело надеюсь на викторию. Вы- то их амуницию, надеюсь, не подпортили?

Алексашка. Ещё нет. Только прикажи! Брут со своей братией так пометит, что мало не покажется.

Брут. Сан Саныч, нам их добро может пригодиться.

Царь. И то верно. Ну, други!

Царь снимает с себя парус, ставит и закрепляет его в корытце.

Алексашка. Там у тебя в сумке боеприпасов не так и много. Сыру больше. И во фляге булькает что-то.

Царь. Мне-то оставил?

Алексашка. Да, я – кусочек только. Совсем маненечко.

Брут. Ну и свинья же ты, Алексашка! Им с Лизеттой может не хватить.

Алексашка. А я питие и не трогал. Чего ты на меня мяучишь!? Ты сам от сыра отказался, когда через канаву переезжали.

Брут. Я не от благородства отказался, а чтобы не подавиться. А ты больше и не предлагал.

Царь. Господа отважные, не устраивайте смуту. (Привязывая суровую нитку к корытцу.) Значит, как договорились… Что бы ни случилось, - как только хвост трубой увижу, у того серого валуна – дважды вдоль и поперёк, так считаю до десяти и тяну в лошадиную силу.

Пауза

Лизетта. Ф-рр.

Царь. Честно вам скажу: погибните – никто об этом не узнает. Получится - Отечество не забудет.

Молчание

Брут. Ну, помолчали на дорожку и пошли.

Алексашка. Присесть забыли. Не по-русски как-то…

Царь. Сели.

Все садятся на камушки. Лизетта на задние ноги.

Алексашка. Пора. На воду!

Царь. Всё хорошо, только, звёзды сегодня ярче обычного. (Берет корытце на руки.)

Алексашка. Очумело- яркие, я бы так сказал.

Двигаются к реке.

Лизетта (тихо-тихо). Фрр – фрр.

Брут возвращается, целует Лизетту и спешит обратно к товарищам.

Затемнение.

Царь и храбрецы подходят к воде.

Кот и Мышонок усаживаются в корытце.

Алексашка. Мой хвост терпеть не может воды.

Брут. Мои уши с детства не переносят её. Государь, не поминайте лихом.

Алексашка. Пронеси и помилуй.

Царь. Чуть не запамятовал! Вот вам багорчик, на всякий случай…

Царь, ещё раз проверив парус и направление ветра, опускает корытце на волю волн. Изо всех сил дует в сторону неприятеля. Корытце нехотя удаляется к неприятельской крепости. Нитка в руках царя сначала медленно, а потом и быстро разматывается.

С Богом, молодцы.

Путешествие по реке Неве.

Брут. Сан Саныч, будьте любезны, слезьте с носу корыта, а то мы на ладью стали похожи.

Алексашка . А так на что?

Брут. На корыто с телом усопшего кота.

Алексашка. Не шути так. Мне эта крепость напоминает спящего ежа.

Брут. Типун тебе на язык… Я однажды ночью на него сел.

Алексашка. Ну, и что ?

Брут. Он не шелохнулся.

Алексашка. А ты?

Брут. Неделю сидеть не мог. Возьми-ка, дружок, эту пику, и если уткнемся, - вон в ту льдину, - упирайся в неё, сколько можешь, а я хвостом подработаю.

Алексашка. Ух ты! А куда раньше- то смотрел?

Брут. На Кудыкину гору.

Мышонок берет багорчик. К о т начинает вращать хвостом.

Вот-вот-вот! Упирайся! Упрись в мою лапу! Сейчас проскочим… Есть, ваша честь! Миновали.

Алексашка. По-моему, часовые забегали. Видишь, с факелом побежал… Ещё один!

Брут. Ложимся! И как мертвые!

На русском берегу солдаты и местное население затянули разудалую песню.

Слышны голоса шведских солдат.

Первый солдат. Тревога!

Второй солдат. Какая тревога?! Дохлый кот плывет на доске. У них такой обычай: всё дохлое и ненужное в речку кидать.

Первый солдат. Варвары.

Второе солдат. Пусть плывёт. Не мёртвых, - живых надо бояться. Аминь. Вон распелись как!

Первый солдат. Докладывать будем?

Второй солдат. Что докладывать? Кота видел? Пошли отсюда.

Брут и Алексашк а оживают.

Брут. Я хвост не успел из воды убрать. Ты его не трогай, а то отвалится. Видишь, совсем не гнётся.

Алексашка. Хочешь, побегаю по нему… Он и отогреется.

Брут. Спасибо, друг. Как-нибудь обойдётся. Не зевай, впереди ещё льдина!

Друзья борются со льдиной.

Брут. По-моему, мы у цели…

Алексашка. Здравствуй, ёжик.

Брут. Убери парус, а я посудину вытащу на берег. Ты чего дрожишь?

Алексашка. Замерз.

Брут. Не ври. Ты у меня под лапой лежал.

Алексашка. Страшно стало.

Брут. И мне страшно. Только, как говорится, доверие государя – дороже тепла.

Б р у т маскирует корытце.

Опускается на землю Ангел.

Ангел. Отвага отвагой, а дело-делом. Отряхнули они страх, сколь могли тише. И он неслышно отлетел от них. Осмотрелся Брут, как велел Царь, приметы разные нашёл и побежал с Алексашкой в зубах, завернутым в узелок, к главной и единственной башне крепости, где неприступным возвышался развивавшийся на ветру неприятельский флаг.

Когда друзья достигли цели, Алексашка достал из своего маленького узелка черный халатик с красным пятном на груди и тёмную косыночку и надел их на себя.

Брут. А тебе идёт.

Алексашка. Мне не до смеха. Халатик Любин… И косыночка.

Брут. Ты когда-нибудь северного оленя видел?

Алексашка. Нет.

Брут. И я нет. Но вот впервые увидел северного лесного попугайчика.

Алексашка. Я иду от невероятного. Если увидят, наверняка скажут: “…не может быть, сам ты попугай – это снегирь”, - и успокоятся.

Брут. Ну, как договорились: я внизу. Хвост тебя, конечно, выдает маленько… Будет плохо или нас заметят – не слезай, а бросайся вниз, снегирь, - я тебя поймаю. Как молится господин капитан – “Бог не выдаст, свинья не сдаст”. Двигаем к башне.

Алексашка. Да, пронеси и помилуй. Давай поцелуемся, что ли?

Брут. Ну-ну-ну-ну… Впрочем, давай.

Кот и Мышонок целуются три раза и ещё один раз.

Мышонок - снегирь взмахивает крыльями и птицей взмывает ввысь

Затемнение.

Возникает Ангел.

Ангел. У подножия башни Брут выпустил друга, и тот во всю свою мышиную силу стал карабкаться по флагштоку, туда, где высокомерно реял штандарт чужого королевства, накрепко привязанный морскими узлами к толстому пеньковому канату. И принялся Алексашка быстро – быстро перегрызать этот ненавистный теперь канат и раздирать его лапками, удерживаясь только на хвосте.

Прошло полчаса и ещё столько же, лапки и хвостик у мышонка стали коченеть и болеть, и покрылись ссадинами; голова тоже стала ныть – ведь работа эта была тяжелая, можно сказать, каторжная, хоть и не под землёй, а в небе. Но к рассвету и сверху, и снизу канат был, как подрублен, и держался уже на добром слове. Без сил упал Алексашка вниз. Брут, тем временем, давно уже лежал на спине с вытянутыми лапами, чтобы вовремя поймать дружка и смягчить его победное или случайное падение. Мышонок свалился с неба победителем.

Ангел поднимается к небу.

Затемнение.

В наступающих предрассветных сумерках, замечаем Б р у т а, лежащего на спине, на лизином плаще, и потирающего от холода лапы. Подбадривая себя, кот напевает псенку собственного сочинения.

Кстати, о котах. (Брут озирается по сторонам, насколько позволяет его отнюдь не боевая поза. И вдруг замирает.) Эй, ты кто? ( Шипит.) Ну-ка, иди сюда!

Виновато и униженно вползает молодой, тощий, рыжий кот. Можно сказать, котёнок.

За ним, подталкивая его ладонью, плывёт Ангел.

Кто ты?

Котёнок. Марсик.

Брут. Да я вижу, что не Марс. Тебе чего?

Котёнок. Мяу.

Брут. Беги отсюда, здесь опасно кругом.

Котёнок. Мяу-мяу.

Брут. В любой момент стрелять начнут.

Котёнок. Я сдаваться пришёл.

Брут. Откуда русский знаешь?

Котёнок. У меня мама шведка, а папа из Новгорода.

Брут. Вот те раз…

В сей трогательный момент со шпиля падает истерзанный ветром

Алексашка - снегирь. Брут, извернувшись, еле успевает принять его на грудь.

Марсик зажмуривает глаза. Брут начинает кашлять.

Брут. Вот те два…ой-ой-ой! Кха-кха-кха!

У котёнка округляются глаза, и он начинает облизываться.

Где-то на другом берегу отчаянно запели солдаты.

Брут. Ты жив, Сан Саныч? Алексашка?! Друг сердешный! (Поднимает голову к небу.) Сколько же ты летел? Ты чего? Не пугай меня!

Алексашка. Я замерз. Ударился об твою грудь. У тебя, Брутя, шерсти клок, - остальное - кость. Сала надо больше есть.

Брут. Я бы тебе сейчас сказал, чего надо больше есть.

Алексашка. Чего?

Брут. Таких привередливых мышей, как ты. Ну, да победителей не судят. Алексашка, друг, виктория!?

Алексашка. Победа-победа…

Брут. Где косыночка?

Алексашка. Сразу улетела. Ей там страшно стало.

Брут. Давай я тебя согрею быстро, и надо смываться, пока сумерки.

Марсик. Я не обедал, не обедал! Дай покушать.

Брут. Я тебе покушаю! Если хочешь в плен, его – не трогать! Он святой среди мышей. Терпи, рыжий. Живыми выберемся, накормим.

Марсик. Мяу.

Брут. Вот так! (Алексашке.) Сейчас, дружок мой, сейчас… (Начинает вылизывать мышонка и тереть между лапами, как палочку для добычи огня.) В момент согреем и - к царскому столу, а уж там жарко будет!

Алексашка. Жаркое?

Брут. Обязательно! Жаркое – непременно. Я Ваньке заказывал.

Марсик. Дай лизнуть! Мяу! Лизнуть дай…

Брут. Я тебе лизну! Терпи! Или не ведать тебе другого берега. Он русское национальное достояние. На него только смотреть можно, и то не всем. (Заворачивает мышонка в косынку.)

Марсик. Я тоже жить хочу. А у меня в животе давно ничего нет.

Брут. У тебя главного нет. Чувства юмора.

Марсик. Это у меня нет чувства юмора? У меня? Неправда! Мама учила меня чувству юмора!

Алексашка. Дай ему котлетку.

Брут. Не ори. Рвём когти отсюда, ребята. (Котёнку.) Если на Родину, - уноси ноги вместе с нами. Побежали.

Ангел. У него лапка подбита.

Брут только-только заметил, что Марсик стоит с поджатой лапкой.

Алексашка. А где твой узелок с котлеткой?

Брут. У тебя что с лапой?

Марсик. Мяу.

Брут. Котлета в корыте осталась… Ты только ползать можешь? Вот комиссия! Давай к Алексашке, грей его – заработаешь на молоко.( Шипит). Лизать нельзя! Только греть. И никаких мяу, или под расстрел пойдём всей марсианской компанией. Уходим, пронеси и помилуй.

Затемнение

Лизетта накручивает на хвост суровую нитку. Царь всматривается в сторону крепости. Чувствуется усиление ветра. Растет напряжение присутствующих. Слышна солдатская песня. Поют уже охриплыми голосами.

Ангел наблюдает сверху.

Царь. Вот они! Вот они!

Лизетта, зубами закусив нитку, выдергивает корытце с разведчиками на берег.

Брут (сквозь кашель). Кх-кх-кх-кха… Государь, сделали всё, как задумали.

Царь. На остальное - воля Божья. Застудились, вижу.

Лизетта. Петр Алексеич, поехали скорей. Я тоже озябла. Овсааа-бы!

Алексашка. Петр Алексеич, в баньку бы. И сааа-ла…

Царь. А это чей рыжий хвост торчит? Пленный?

Брут. Нет… Этот на Родину захотел. К отеческим гробам.

Ангел. Сирота.

Брут. А?..

Лизетта. Чего а? Сирота – говорит.

Царь. Сейчас, герой, очухаешься. И температура, и крепость к полудню падут, как миленькие. А рыжего к Ваньке-повару. Пусть накормит и допросит.

Алексашка. Только без пристрастия! У него лапка подбита.

Брут. Алексашка, мне один воробей из наших сотрудников говорил, что лучше всего от холода прятаться в конском навозе.

Лизетта громко заржала.

Царь. Значит, вылечит. Сегодня весь день добрый буду, а если виктория грянет, - милостям моим не будет предела. Давай его ко мне за пазуху и сам, Алексашка, залезай сюда, - кошачий защитник.

Брут передаёт Марсика и Алексашку царю.

Ангел. Твоими бы устами, да мёд пить.

Царь. А?..

Брут. Петр Алексеич, никак послышалось что-то?

Царь. А?.. Нет. Просто с холоду ещё ночью про Ванькин мёд вспомнил. Точно, всем пора в баню. Брут, я тебе к вечеру звание капитана присвою, так ты, не в службу, а в дружбу, чтобы лапы-то согреть нитку-то с Лизиного хвоста в клубочек смотай, пока едем.

Брут. Почту за честь, Пётр Алексеич.

Лизетта широко улыбается

Царь. За харчами и теплом вперёд! (Стреляет из ружья два раза.) Это Данилычу указ, чтоб стол готовил. Чем бы ни кончилось – ура!

Все кричат ура и уезжают.

Свет становится ярче.

Ангел один.

Ангел. Привёз их царь в свои покои, положил на печку, отогрел, попотчевал всякими вкусностями, которых даже проворные поварята не пробовали толком, и уже зная, чем закончится первомайская баталия, пригласил в свой походный кабинет.

По авансцене пробегают или в задумчивости проходят поварята, вылизывая тарелки, вымазывая пальцем соусники. Последним идёт Ванечка, неся перед собой блюдо с обглоданными до блеска костями разной бывшей живности.

За ним, икая, еле-еле ползёт Данилыч, приговаривая под нос.

Данилыч. Пятнадцать минут….Пятнадцать минут на бочок, и в атаку за Родину…за царя… Пятнадцать…За веру…Немножечко…И враг будет опрокинут. И грянем громкое - ура! (Находит у себя в кармане пирожок.) Ох, дурная привычка…Голодное детство. Скоро графом буду…или князем… А пирожки всё снятся! Даже во сне их ворую прямо из печки… Ай-ай-ай-ай! Отставить пенье! Седлать коней! Силы небесные, помогите нам.

Уходит. Слышаться звуки труб.

Ваня играет на флейте.

В строю стоят: Капитан Твердыкин, Брут и Алексашка.

Царь. Господа! Имею намерение сообщить вам мой именной указ о поощрениях в отношении вашей команды. Первое - за образцовое исполнение воинского долга и успешное выполнение боевых заданий, присвоить лейтенанту Бруту, внеочередное воинское звание – капитан государевой секретной службы.

Твердыкин спиной грохается на пол.

Брут и Алексашка мгновенно его поднимают.

Что с вами, Пантелеймон Евстахич?

Твердыкин. С перепеву, государь. Всю ноченьку проорали.

Царь. Второе - капитану секретной службы Твердыкину объявить благодарность и за казенный счет отправить на длительный отдых от ратных трудов в Полтаву.

Твердыкин. Прости, государь, осмелюсь спросить, какой мне отдых – сейчас же война идет?!

Царь. Из уважения к тебе, солдат, отвечу: там тоже скоро навыки твои сгодятся. Ещё чуть-чуть, и там шведов будет больше, чем местного населения.

Твердыкин. Виноват. Будет исполнено, государь. Отдохну, как положено. Когда отбывать?

Царь. Как крепость падёт, так и езжай. Стало быть – завтра. Третье – Мышкина Александра Александровича произвести в лейтенанты государевой секретной службы, с правом грызть всё, что сочтет нужным во исполнение долга. Четвертое – за блестящее проведение операции по уничтожению съестных припасов противника и удачно проведённую психологическую атаку в крепости Ниеншанц вручить капитану Бруту и лейтенанту Мышкину орден “Дружбы с государем”, с правом ношения при парадном мундире. Всё. Отдыхайте. Всем спать. Теперь настала очередь моя и пушек. Ваня, за мной!

Царь и Ваня, быстро удаляются.

Начинают стрелять пушки. Звучит марш Преображенского полка.

Твердыкин. Как думаете, уеду завтра?

Брут. Царь сказал, значит уедешь.

Алексашка. Лизетту жалко, чуть овса поела - и опять скакать.

Брут. Она перед сражением не жрёт, как ты.

Алексашка. Ой, котлетой попрекнул…

Твердыкин. Лизка умная. У ей живот, что добрая мишень. Это тебя, Сан Саныч, пуля не берет, потому как на лету не видит, во что пульнули. Хе-хе! А награды-то когда вам дадут? Успеем ли отметить?

Брут. Да кто ж знает? Сказал и хорошо… Ты себе на минуточку представь кота с орденом или вот его? (Кивает на Алексашку.) Алексашке орден через увеличительное стекло делать надо… Долгая и нудная работа.

Твердыкин. Ладно, ребята, вижу, вы не шибко весёлые, а шибко притомлённые. Пойду к своим, может, их потешу. А вас поздравляю. Жаль, меня с вами не было.

Брут. Если ты насчёт ордена, так за Полтаву получишь.

Твердыкин. Дайте я вас поцелую, а то вдруг некогда будет.

Целуют друг друга по русскому обычаю.

Твердыкин. Бывайте!

Алексашка. И тебе того же.

Стук в дверь. Появляется голова рядового Куропаткина.

Куропаткин. Господин капитан! Позвольте доложить?

Твердыкин. Ты как, наглая рожа, посмел в царские покои сунуться?!

Куропаткин. Дозвольте молвить, господин капитан, - вы здесь на сей момент самый главный.

Твердыкин. Как у тебя язык-то поворачивается такое сказать?! Ты что себе позволяешь ?

Куропаткин. Ей Богу, главный! Провалиться за порогом! Я же не дурак! Все ушли на войну… И царь на берег Невы поскакал, и Данилыч там, и вся свита…Все же крепость берут.

Твердыкин. Так чего тебе надо?

Куропаткин. Шпион опять прибежал! Швед который!!! Мы его здесь прямо у государева порога и сцапали.

Твердыкин. Немой, что ли?! И чего ему? Он же наелся на месяц вперед.

Куропаткин. Какой немой? Сказал, что он офицер и будет изъясняться только с офицером, он, мол, с тайным поручением из крепости. И так мне это выложил, будто я глухой.

Твердыкин. Впредь – наука нам. А чего он сюда-то припёрся? Будто не ведает, что происходит и где наш царь?

Куропаткин. Не могу знать.

Твердыкин. Где Петухов?

Появляется голова Петухова.

Петухов. Здесь я.

Твердыкин. Бери коня и махом к Петру Алексеевичу. Скажи - пришёл тайный парламентёр и просит с ним встречи без свидетелей…Интересно только, как он сюда пробрался безнаказанно, аж до самой персоны?? Ну, да это потом. Куропаткин, давай его сюда.

Петухов и Куропаткин мгновенно исчезают.

Твердыкин (обращаясь к Бруту и Алексашке). Вы, друзья, давайте под лавку или за печку! Сделаем вид, - что приём с глазу на глаз. Всё-таки, как он прошёл? Плохо работаем, ребята. Есть, значит, неведомые тропы иль корыстные люди...

Алексашка. Или звери. Надо Ванечку спросить. Это по его части.

Твердыкин (приоткрывая дверь). Ванечка, загляни-ка в горницу!

Мгновенно появляется Ваня.

Твердыкин (отшатываясь). Ой!! Уж больно быстро ты. Никак, подслушивал?

Ваня. Никак нет. Я всегда здесь.

Твердыкин. Не понял.

Брут. И я не понял.

Алексашка. А я, кажется, понял. Ему уже кто-то настучал.

Твердыкин. Ваня? Это же государевы покои.

Брут. Какой-то посторонний звук я слышал, но по усталости не придал ему значения…

Алексашка. Я- то уши отморозил и ничего не слышал.

Твердыкин. Признавайся, Ваня… Мы то свои люди, поймём никак…

Ваня (густо краснея и отворачиваясь от всех). Неудобно.

Брут (очень твёрдо). Что тебе неудобно, Ваня?

Ваня. Ой, неудобно-неудобно.

Алексашка. Брутя, побереги когти и нервы…

Твердыкин . Ваня, мы перед царём тебя прикроем, чего-нибудь наговорим, но самим-то откуда ждать беды?

Алексашка. Правда, друг, не зарывайся. Нас, своих- то, раз-два и обчёлся.

Твердыкин. Последний раз намекаю: мы должны доверять друг другу.

Брут. Скажу проще, Ванюша, - Пётр Алексеевич тебе этого не простит. Я уж постараюсь, при таком раскладе.

Ваня (смущаясь). Прости меня, Алексашка… Но так получилось… Короче – Любовь Дмитриевна, выходи.

Из-под лавки вылезает невеста Алексашки в домино и черной полумаске.

Присутствующие оторопело замерли.

Брут. Ну, ты и дятел, Ванюша. По влюбленному сердцу долбить нельзя. Нетактично как-то.

Твердыкин. Это что за явление? Кто такая? Почему не знал?

Брут. Я, Пантелеймон Евстахич, понимаю только одно – растёт новый гений разведки. Но за эту вербовку ему надо дать по шее.

Твердыкин. Это мы потом тройкой обсудим.

Алексашка. Погодите, господа! Люба – это ты?!?

Люба. Сашуленька, - это я. Я – не Дмитриевна, я – Ивановна и давно… Ещё до тебя… То есть до того, как ты познакомился с Брутом…

Алексашка. Молчи, Люба, молчи. Мы теперь точно вместе. У нас теперь нет секретов. Если бы вы знали, друзья, как я в сей момент счастлив.

Люба. Ты прости меня, Алексаша, но я встречалась с тобой по заданию. Мой жених в Норвегии... Это рядом со Швецией. Я не виновата. Мы с тобой, Александр, мыши долга. Надеюсь, ты меня поймёшь и простишь.

Твердыкин ( к Ване). Ну, гений, и гад же ты ползучий.

Ваня. Господин капитан, она всё равно бы опосля падения Ниеншанца в командировку уехала.

Алексашка (чуть не плача.) Надолго?

Люба. Думаю, навсегда.

Брут. Во как! Ну что ж… Служба есть служба.

Твердыкин (Ване). Дай пострадавшему за Родину валерьянки. Есть у тебя?

Ваня. А как же, прихватил.

Твердыкин покачал головой.

Ваня достает из кармана передника пузырёк и рюмку. Капает лекарство.

Спускается Ангел и задерживает крылом руку Вани с протянутой рюмкой.

Ангел. Алексаша, испейте лучше чашу мужества.

Твердыкин. Не жалей, Ваня.

Ваня. Да, что ж я - не человек?

Брут (вздыхая). Ты, Ваня, - человечище.

Алексашка. Спасибо, я и так справлюсь. Идите на кухню и выпейте сами…Вы же агента своего открыли. Теперь вам самим есть, о чём подумать.

Брут. Ты – мозг. Дай лучше мне выпить.

Твердыкин. Не дури, Брут. Валерьянка для вашего племени худшая отрава. Иди, мозг, и скажи, чтоб шведа привели. Любовь Ивановна, простите, ещё не знаю вашей фамилии… или как вас там…Вы свободны.

Люба. Понимаю. Прощайте, Алексаша… Не поминайте злом.

Алексашка. Можно я вас поцелую?

Ангел. Ваня, дайте я успокоюсь… (Забирает у Вани рюмку и выпивает.)

Стук в дверь.

У нас тоже чувства есть. Что-то под левым крылом защемило.

Люба. Мне пора. Быстрее.

Твердыкин. Иностранец подождёт.

Алексашка бросается к Любе и останавливается перед ней.

Люба. Ну, быстрее! У меня отходит лодка.

Брут. А если бы Ванечка вас не открыл, - не отходила бы?

Алексашка берёт Любину лапку и пожимает её.

Люба мгновенно исчезает.

Твердыкин. Входите.

Быстро ныряют по углам и друзья.

Исчезает Ангел.

Куропаткин. Извольте получить господина офицера с рук на руки.

Твердыкин. Чего так долго ходил за ним?

Куропаткин. Просили перекусить. Похлебали в охотку вчерашних щец.

Твердыкин. Ага, я давно заметил – нравятся им русские харчи, особливо, задаром… Кто переводить-то будет? Толмача нужно. Я пока по-шведски ни бум-бум.

Куропаткин. Не извольте беспокоиться, он, оказывается, полный бум-бум. Русский знает лучше нашего.

Твердыкин. О, как! Чудны дела твои, Господи.

Куропаткин приглашает шведа.

Куропаткин. Пожалуйте, герр офицер.

Входит шведский офицер (бывший лазутчик). Кланяется капитану.

Твердыкин. Как вы прошли через наши войска и заставы?

Швед. У вас свои агенты, у нас свои.

Твердыкин. Понятно. Что хотите сказать?

Швед. Хочу встречи с вашим государем. У меня устное послание от нашего командующего.

Стук в дверь

Твердыкин. Минуточку. (Открывает дверь.) Ну, что?

Петухов. Петр Алексеевич просил передать… (Смотрит на шведа.)

Твердыкин. Говори, пусть слышит.

Петухов. От дела не отвлекать, а ежели что по делу буде, выслушать с почтением и на конюшню отвести, там его величество и встретится с парламентёром, чтоб никто не видел, коли разумное предложит. Так и сказал.

Твердыкин. Так и буде. Всё слышали, герр офицер?

Швед. Да. Ну, что ж… Мне остаётся только передать следующее: Мой генерал- комендант, заявил - “ Крепость принята мной от короля не для того. чтобы её сдать, а чтобы защищать… Но если царь Петр соблаговолит позволить, после обмена пленными, гарнизону крепости, включая семьи и слуг, с оружием, боеприпасами и амуницией, с распущенными знамёнами, с барабанным боем свободно выйти сквозь большие ворота, мы уйдём”.

Твердыкин. В противном случае его расстреляют?

Швед. Да.

Твердыкин. Так и передам. Царь милостив. И впрямь, зачем лишней крови?..

Швед. Очень хочется вашего квасу.

Твердыкин. Его на кухню и напоить. Я к царю. Увести.

Офицера уводят.

Что я скажу царю? Как он дошёл до нас? Ваня!

Тут же возникает Ваня.

Ваня, кто его провёл?

Ваня. Вши, господин капитан… Вошики. На той стороне их раньше меня разрабатывать и приучать начали… Ласточки ещё прошлой весной донесли… Помните, на пасхальной неделе я вам сказывал, да вы мне вот этак показали пальцем у виска.

Твердыкин. Опять промах.

Ваня. Виноват.

Твердыкин. Как узнал?

Ваня. Я, самых расторопных горячей сковородкой прижал.

Твердыкин. Смекалка – великое дело. Потом обсудим. Я - к царю.

Ваня. Пантелеймон Евстахич, позвольте намекнуть на одно предложение по сдаче неприятельского гарнизону?

Твердыкин. Это ты хочешь, чтобы я царю передал?

Ваня. С вашего позволения.

Твердыкин. Ну и нахал же ты!..

Ваня. Мне вот что в голову пришло: дабы они не с радостными рожами из крепости уходили, приказать им боеприпасов на душу вынести столько, сколько у каждого ратника во рту поместится. Заодно и петь не станут, а то напоследок ещё разведут геройство. А так с пулями во рту языком не поворочаешь и рот до ушей не растянешь.

Твердыкин. Толковая мысль. А у тебя, поварская душа, точно талант на всякую подливу.

Ваня. Желаю удачи, господин капитан. Скорей бы мир. Я бы уточку по-петровски сотворил…Не торопясь.

Твердыкин. Готовь утку, Ваня! Если враг не сдаётся, его приглашают в гости.

Затемнение.

КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ

В полумраке Алексашка и Брут.

Алексашка. Да, брат, запомнится мне падение Ниеншанца. Век не забуду.

Брут. Уж точно – Падение, Победа и Любовь… Красиво звучат и дорого стоят.

Алексашка. Честно тебе скажу: я, когда канат грыз, ни о чём таком не думал. Ветер за меня думал. А у меня в голове только раз и промелькнуло – а вдруг на холоде твои когти не уберутся? Я же видел, - ты как на спину ложишься, они завсегда у тебя оборону держат. Все четыре лапы.

Брут. Ничего-ничего, Саша, настоящая любовь впереди. И Царь, и Твердыкин тебя тоже любят, и я без тебя пропаду. У тебя нежное и храброе сердце, как же тебя не любить?!

Алексашка. Не говори так. Я заплачу.

Брут. Тихо-тихо-тихо. Забыли.

Пауза

Алексашка. А твоя Марфа, может, она тоже сотрудник нашей службы?

Брут. Нет. Выдумал я всё про Марфу. Один я. С тобой.

Алексашка. О как!

Брут. Меня сейчас другое беспокоит – Пётр Алексеич Пантелеймона Евстахича послал за тридевять земель, а кого на его место поставит?..

Алексашка. Да не глупей его.

Пауза.

Брут. Так он же не дурак.

Алексашка. Вот и я говорю. Дураков нам только и не хватало. Брутя, у тебя отчество есть?

Брут. Военная тайна.

Алексашка. Нет, правда?

Брут. Нет отчества.

Алексашка. А как же?

Брут. Я не знаю, кто мой папа? Меня чуть ли не из Турции с посольством привезли.

Алексашка. Так ты, случаем, не турецкий шпион?

Брут. Да нет, я, брат, из какой- то поморской деревни. Меня русский посол или его жена какому то бею подарили, сам не знаю… Я ещё меньше Марсика был… Это мне посольский попугай рассказал на прощание. А дочка бея в нашего посольского офицера влюбилась и на память ему презентовала меня. Вот так. Это я уже помню. Дальше жуть одна. Лучше не вспоминать.

Алексашка. И не надо. Я так спросил.

Брут. Петр Алексеич решил - так и оставить без отчества, для пущей секретности.

Алексашка. Обидно.

Брут. На то царская воля. Давай спать.

Прилетает Ангел и тихо садится рядом.

Алексашка. А чего царь насчёт мундира говорил?

Брут. Парадного?

Алексашка. Ну да. Ты же слышал.

Брут. Не бери в голову. Его только после смерти дают.

Алексашка. Как это?

Брут. Ну, чтоб знали: кто есть кто, какие заслуги… Впрочем, нам уже всё равно будет. Это скорее родственникам нужно… Ложись и спи. Приказали спать.

Алексашка. Брутя, а попугай - наш агент был?

Брут. Нет. Балаболка.

Алексашка. Ты его больше не видел?

Брут. Нет. Убили его. Сболтнул лишнего.

Алексашка. Наши?

Брут. Какая разница.

Друзья укладываются спать в царское кресло.

Алексашка. Как там Марсик?..

Брут. Объелся с голодухи и спит.

Алексашка. А ты откуда знаешь?

Брут. Со мной это уже было.

Ангел. Какой же вам сон навеять, герои?

Алексашка. А после Победы - Виктории, стало быть, праздник будет?

Брут. У нас с тобой уже был праздник… Бал, наверное, будет. Данилыч любит царю балы проворачивать и фейерверки с ракетами устраивать. Ванька- повар по совместительству ещё и ракетное дело изучает… Он им бахнет… Поставят большой шатёр, и будет музыка играть.

Алексашка. Заграничная?

Брут. Да, брат… Мы их гоним отсюда, а пляшем под их музыку. Парадокс.

Алексашка. Это чего?

Брут. Слово такое, я его ещё в детстве услышал, думаю, турецкое, - это когда зерна много, а мышам есть нечего.

Ангел. Ой, защитники Отечества, подумайте сегодня о чём-нибудь другом.

Ангел повёл над ними крылом. Друзья засопели во сне. Заиграла музыка, и привиделся им бал в красивом дворце на берегу реки Невы. И будто танцуют они со своими дамами наравне с людьми.

Бал.

Танц-шталмейстер. Мадам и месье! Польский танец!

В первой паре идут Царь и Царица.

Царица. Какие всё-таки милые эти мыши и коты. Не пора ли им, Петруша, на заслуженный отдых?

Царь. Пора, душа моя, да, как я без них. Они, хоть и старые, но, по крайней мере, не врут. Говорят, что думают. Об Отечестве радеют больше, чем о себе. У них кроме истлевших мундиров, да орденов к старости – ничего и нет.

Царица. Но молока-то просят.

Царь. Зато вина совсем не пьют.

Царица. Иностранцы всё обсуждают нас. Над двором нашим посмеиваются.

Царь. Зато наша собака первой на Луну полетела.

Царица. Так ведь не вернулась. Недолго, видно, прожила там.

Царь. Зато как!!! Я ей памятник поставлю.

Царица. Ты, Петруша, всем нам памятники поставь за то, что вместе с тобой жили.

Царь. Я подумаю.

Танцуют.

КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦПАТАЯ

Конец сна

На кроватке сладко спит мальчик Ванюша. Рядом сидит Ангел.

Ангел. Скоро утро. Сон умирает. Пора заканчивать сказку… (Грустно вздыхает.) По полной невской заре грянули все, какие были, царские пушки, и от уханья их, даже не от ядер, флаг осаждённой твердыни, как ветром сдуло с высоты своей неприступности, и повергнулся он к ногам защитников, как настоящий гром среди ясного неба. Это, - рассудили стойкие неприятельские солдаты, - не иначе как плохой знак. Пали они духом, и пал Ниеншанц. Гарнизон с семьями, с собаками и кошками в корзинках, и птицами в клетках, с распущенными знамёнами, с барабанным боем и пулями во рту свободно вышел сквозь большие ворота.

Сказано в летописях, что была та крепость из земли возведена. Печальный ветер разметал её по разным сторонам света, а какие камни были в основании торгового городка Ниена, так и растащены на возведение нового града Санкт-Петербурга. На месте крепости вскоре посадили четыре мачтовых сосны, в память о четырёх российских морях, которых Россия не уступит уже никому, но и те не устояли – исчезли. И от прежней славы остался только дым. Были там в другие времена и капустные огороды, и корабельный завод. А теперь мечтают люди построить на этом месте Большую Башню - наподобие Вавилонской. Они хотят поставить её в память своего века и о своём пребывании на этой земле, принадлежавшей разным северным народам.

После той виктории многие, как полагается, были представлены к наградам и получили разные ордена, и набили золотыми монетами свои кошельки. Щёголи и наглые суетились больше всех. Имена настоящих героев на дворцовых балах не произносились, и даже в кабаках о них не догадывались. Их, как это частенько бывает, не знали в лицо. А царь молчал. Наверное, что-то сдерживало его, помимо военной тайны.

Но, как бы там ни было, – спустя несколько лет любимый кот назначен был смотрителем трюмов торговых кораблей; его приятель мышонок – хранителем государевых амбаров; корытце теперь в музее под стеклянным колпаком.

Капитан Твердыкин, забравший с собой Марсика, выходил и выучил его, заработал еще два ордена, чин подполковника и погиб в Полтавском сражении. А рыжий котёнок проявил недюжинные способности по дипломатической части и под именем Мариуса-Леопольда оказался в Швеции. С тех пор Швеция ни разу и ни с кем не воевала, и у нас с ней вполне дружеские отношения.

Прошло ещё время. Царь, ставший императором, после страшного наводнения простудился и умер, а может быть, его и отравили, потому что поваренок Ваня был переведен на другую важную работу - по запуску собак на Луну.

Полковника Брута, лишенного покровителя, вскоре посадили на цепь в комендантском доме… И, поверьте - это про него поэт Пушкин, как-то в сердцах припомнив, написал –“ И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом”. И приковали-то его по навету мелких чиновников, доблести не знавших, просто к дубовой лавке. Потом страдалец и вовсе погиб во время дворцового переворота. Тогда же и Данилыча сослали в какие-то отдалённые места, где он окончательно потерял своё здоровье, подорванное на государевой службе.

Мышонок Алексашка, еще раньше, предчувствуя лихие времена, уйдя в отставку майором, отправился подальше от интриг в дальнее морское путешествие с командором Берингом, и оба не вернулись. Зато открыли для нас узкую полоску воды между двумя гигантскими материками - Берингов пролив. И ныне многочисленные потомки Александра Мышкина почитают за честь начинать свою службу Отечеству именно там… На обоих материках.

О Лизетте не известно ничего. Видно, так и умерла невестой. Знаю только, что Царь её очень любил, и в боях она не погибла. Об остальных знает только Господь Бог.

Недалеко от бывшего Ниеншанца основали другую крепость. Сначала тоже из земли, но потом одели камнем. Она и есть теперь мой дом. И в полдень, когда по старой традиции стреляет пушка, и в полночь, когда засыпают птицы и люди, я смотрю в сторону ветра и слушаю ваши голоса, и лечу к вам, если позовёте.

Кругом всё окрашивается нежными сиреневыми тонами – это рассвет.

Под шуршание дамских платьев и звон шпор, гудки автомобилей и пароходов, голоса дикторов, цокот копыт и пенье птиц, - в молчаливом танце кружатся кукольные пары и начинает звучать гимн Великому городу Санкт Петербургу.

Мама в костюме царицы наклоняется над Ванюшей.

Мама. Вставай, сынок… Я тебе молочка топлёного принесла… Пей, золотой мой, пей молочко…Пора в школу.

ЗАНАВЕС