Яна Жемойтелите

(тексты песен Олега Мошникова)

Пьеса для кукольного театра

Действующие лица:

Шестеро хлебных братьев (куклы):

Чертенок (кукла).

Вертепщики. Прошел швед войной, деревни сжег, человеков побил – кого в сражении, кого в доме своем с ребятами малыми. Опустела земля на сто верст вокруг. Пепелище бурьяном поросло, и хлеба не уродились в тот год: пахари сами вместо зерен в землю легли. Стали человеки с голодухи кору в тесто подмешивать, да брюхо голодное обмануть не так просто.

Иван и его братья. Иван лежит без движения, братья теребят его.

1-й брат. Довольно, Иван, тебе дурака валять. Будто ты ни к какому делу не годен.

Иван молчит.

2-й брат. Может, ты заболел? Так скажи, сейчас зелья какого отварим...

Иван молчит.

1-й брат. Ты зачем позоришь семью? В нашем роду бездельников не бывало.

2-й брат. Вставай, нам нужно в хлеву помочь.

1-й брат. Крышу подлатать. Или руки отнялись?

Иван. Ой, братья, та ли сейчас забота – крышу латать?

1-й брат. Самая забота и есть. Мерзость запустения окрест, а ты будто мешком тюкнутый. Охота кому дармоеда кормить!

Иван. Неможется мне! Как припомню я, сколько народу поганый враг положил, так и закручинюсь до смерти.

1-й брат. Будто нам сладко теперь.

Иван. Хочу я, братья, убиенных человеков оживить. Чтобы снова по деревням песни звучали, и коробейники по дорогам ходили, а то мне что-то жить скучно.

1-й брат. Видать, ты точно из ума выжил. Сколько мир стоит, никто еще человеков у смерти не отнимал.

2-й брат. Ты, вот что, на крышу заберись и погляди: на сто верст вокруг земля пустая стоит. Это ж надо целое войско человеков у смерти отвоевать.

Иван встает, забирается на крышу.

Иван. То-то просторы! Велика наша Русь-матушка: три деревни видать. Места всем хватит – и рожу из-за тесноты никому бить не придется.

1-й брат (на ухо второму). Шубейка-то у него не рваная. Пропадет – жалко. (Стягивает с Ивана шубу.)

2-й брат. И кафтан, гляди-ка, целехонек!

Иван. Э-э, братья, что ж вы со мной творите?

1-й брат (застенчиво). Раздеваем.

2-й брат. Мы не со зла, боже упаси, мы по чистому умыслу.

Иван. Где это видано, чтобы по чистому умыслу человека грабить?

1-й брат. Ой, ни-ни, мы не грабим.

2-й брат. Мы тебе, дураку, добра желаем, чтобы дурь свою ты из головы выбросил и полезным делом занялся. Деревне нашей и пахари нужны, и плотники.

Иван. Вот увидите: возверну я в деревню и пахарей, и плотников, и кружевниц, и мамок, чтобы новых человеков рожали. А коль одежа вам моя приглянулась, так забирайте и шубу, и кафтан, и шапку мою в придачу возьмите. Авось не пропаду!

1-й брат. Зима на дворе. Слышь, как метет. Куда ты раздетый?

Иван. А вот на воробушков поглядите. Птахи малые, а без одежи зиму зимуют. Я все же не воробей, ростом поболе.

1-й брат. Ну, как есть дурак!

Иван. Вот еще поясок свой могу вам отдать. А в пояске у меня... а-а, денежка, я и запамятовал. Возьмите тоже на память.

Братья (забирают денежку). Ну, денежку-то себе мог бы оставить. Что на нее теперь купишь?

Иван. Я вот все вас спросить хотел: чье это лицо на меня с денежки так пристально смотрит?

1-й брат. Это, Иван, наш царь-государь.

Иван. Ну вот и пошлите от меня государю -государево.

2-й брат. Ну, как есть дурак!

1-й брат. Возьми хоть хлеба каравай.

Иван. Каравай возьму. Благодарствуйте, люди добрые.

2-й брат. За что только ты нас добрыми величаешь? Добра ты от нас немного видал.

Иван. Чего проще – человека за добро любить? Этак и скотина любить умеет. А вот недоброго полюби-попробуй. Прощайте, однако.

Братья. Иван, а где же смерть искать собрался?

Иван. Ну, как где? На кладбище! (Уходит с караваем.)

Братья. Ступай, туда тебе и дорожка, дурак!

Кладбище. На могиле сидит чертенок.

Иван (присаживается рядом). Здорово. Ты что тут сидишь? Или ждешь кого?

Чертенок. Живу я тут!

Иван. Страшно, поди, тут жить. Черти по могилам шастают.

Чертенок. А чего нас бояться? Корова тоже с рогами, однако, нестрашно.

Иван (подпрыгивает). Ой, так ты и есть черт?

Чертенок. Чертенок покамест. До черта еще дослужиться нужно.

Иван. Постой, ежели ты из местных, так, верно, смерть видал?

Чертенок. Нет, не видал!

Иван. Это как же?

Чертенок. А человеков уже после смерти хоронят.

Иван. И верно! Вот я не сообразил. Тогда, может, знаешь кого, кто бы мне дорогу к ней указал.

Чертенок. Разве мой старший брат.

Иван. Да где ж он?

Чертенок. Дай поесть, тогда скажу!

Иван. Это пожалуйста. (Достает каравай.) Хлеба у меня много, мешок плечо оттянул.

Чертенок (пробует укусить, чуть не ломает зубы). Я ж с тобой по-хорошему, эх! За что ты мне камень подсунул?

Иван. Как же камень? Это хлеб!

Чертенок. Вот сам и жуй его! На, подавись!

Иван (берет каравай у чертенка). Тебе, поди, померещилось. Не могли братья камень мне подложить. Они у меня добрые, а злыми только прикидываются.

Камень в руках у Ивана “оживает”, превращается в каравай.

Иван. Да вот, попробуй же, даже теплый. Берите все, угощайтесь.

Чертенок (ошарашено). Смотри-ка. То-то диво! (Ест.) Ну, ты, парень, силен. Мне будешь под стать...

Иван. Все наелись, и еще осталось. Что бы из этого хлеба сотворить такое?

Чертенок. Дурак! На завтра прибереги.

Иван. Зачем думать про завтра? Я сегодня живу. Слеплю-ка я себе братьев, а то порой такая тоска берет...

Вылепляет из хлеба шесть человечков.

Иван. Ну вот. У последнего только брата ножка одна короче другой вышла – это оттого, что я кусочек все-таки съесть успел. Прости, брат. Плохой из тебя ходок.

Чертенок. А ну как в них еще душу надуть?

Хлебные человечки оживают в Ивановых руках и тут же разбегаются по сторонам с криком: “Есть хотим! Есть хотим!”

Иван. Эй, хлебные братья. Куда же вы? Слепил на свою голову ребят непослушных. Не бегите, стойте, там река у проруби лед хрупкий. (Ловит человечков по одному, сгребает в охапку.) Вот я вас! Петр, Андрей, Яков, Фома, Матвей, Иуда-хромой!

Братья испуганно дрожат, наконец, успокаиваются.

Иван. Рассказывайте теперь, зачем гурьбой от меня к речке кинулись?

Брат Петр. Рыбу ловить.

Иван. Бестолковые! Зачем вас дядька Иван слепил? Ступайте за мной – будете ловить человеков.

Брат Петр. Да мы не против, дядька Иван, только есть очень хочется.

Иван. Ай-я-яй! Как же я не подумал?

Чертенок. А вы, братья, друг друга кусайте. Так все человеки поступают. Вон, Якова у вас как много.

Братья кусают Якова.

Яков. Ой, братья, потише! На всех-то меня не хватит!

Иван (бросается Якову на подмогу, отлепляя от него братьев). Держись, Яков! Чертенок врет! Щи да каша – пища наша.

Начинается густой снег, который засыпает братьев с головой.

Иван. Вот напасть! Держитесь, хлебные братья, я сейчас откопаю. (Возится в снегу, который забивается ему в глаза в рот, отплевывается.) Ой... да это никак... (Радостно.) Это не снег совсем, а манная каша с неба валит! А что я говорил! Ешьте, ешьте, хлебные братья!

Братья выедают всю кашу, облизывают пальцы.

Иван. Насытились, теперь вперед двинем!

Брат Андрей. Мы не против, дядька Иван, только прежде ты нас жить научи.

Иван. Чего проще? Садитесь. Наука эта простая: во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними.

Чертенок (выдергивается из остатков каши). Никому ничего не давайте, и никто у вас не попросит.

Иван. Не заботьтесь и не говорите: что нам есть?

Чертенок. Были ли бы прежде денежки, — а еду прикупите.

Иван. Или что нам пить.

Чертенок. С хорошей закуской и пить всегда найдется.

Иван. И во что одеться.

Чертенок. Голыми ходить интересней.

Иван. Ищите же прежде правды, и это все приложится вам.

Чертенок. А коли правда ко лбу приложится, так вырастет шишка.

Щелкает Иуду по лбу.

Брат Иуда. Ой, больно! И долго же нам так жить?

Иван. До смерти. Ежели сумеете слова мои исполнить, настоящими людьми сделаетесь, а ежели нет, так и пробегаете век тестом на ножках.

Брат Иуда. Так это что же? Жить больно бывает, а под конец еще и помирать придется?

Брат Матвей. Ежели в конце помереть, эдак и грамоте учиться не стоит.

Брат Иуда. Помирать-то нам неохота!

Иван. Вот я тоже прикинул: неправильно это, чтобы в конце жизни человеки помирать начинали. Зачем им тогда и на свет родиться? И до того я по каждому убиенному горюю, как по брату родному. Мамка каждого человека молоком поила – неужто чтобы смерти отдать? Будто смерть кому лучше мамки придется...

Пауза. Чертенок потихоньку отползает.

Иван. Согласны со мной? Вот я смерть убью, человеков оживлю, а там и вы, глядишь, в людей превратитесь. Ежели терпения до конца хватит.

Брат Андрей. Тогда пойдем, дядька Иван. Скорей к концу доберемся, а то терпение у нас маленькое.

Брат Яков. Ну, ежели кому терпения не хватит, так я одолжить могу.

Иван. У нашего Якова добра всякого. (Хватает чертенка за хвост.) Младший черт! Ты обещание свое позабыл, чай. А ну, к старшему брату меня веди.

Чертенок. Да он у тебя за левым плечом сидит. Только крепче плюнь.

Иван. Хитер ты, однако. (Плюет через плечо.)

Появляется Черт. Держится за глаз.

Черт. Вот дурак! Прямо в глаз попал! (Чертенку.) Опять ты выдал меня, недопесок? Или выслужиться невтерпеж? (Снова хватает чертенка за хвост.)

Иван. Эй, ты полегче! Маленький он все же.

Черт (удивленно). А как же это ты со мной разговариваешь? Меня кто ни приметит, всяк от страха язык проглатывает.

Иван. Проглотить-то не проглотил, но во рту пересохло. Дал бы ты нам напиться.

Черт. Нашел чего просить. У меня в кадушке жижа с лягушкой.

Иван. Врешь, поди. Брага там у тебя.

Черт. Ну, так пейте бражку, коли не противно.

Брат Фома. Что-то сомнительно мне…

Брат Андрей (Перебивает.) Выпьем по полной, век наш недолгий.

Брат Яков. Когда еще поднесут!

Брат Петр. Угу.

Иван и братья с удовольствием пьют. Иуда воздерживается.

Брат Матвей. Попей, попей, увидишь чертей. Вот стыдоба-то! (Падает.)

Прочие братья, кроме Иуды, также отваливаются и засыпают.

Черт. Я предупреждал: все-таки потравились.

Иван. Хороша бражка, токмо хозяин плохой: гостей отваживать.

Черт (в крайнем удивлении). Бражка?

Иван. Разгадал я твои хитрости: братья-то мои пьяные спят.

Черт (принюхивается, недоверчиво пригубляет из кадушки). Брага! Свежая! Крепкая! Дьявол! Настоящая брага, сто лет я ее не пил. (Залпом опустошает кадушку, заметно веселеет, начинает петь песни.)

Чертенок (замечает Иуду). Бедненький, хроменький, что же это случилось с тобой?

Брат Иуда. От рождения я калека.

Чертенок. Видел я, как дядька Иван вас из хлеба лепил. Шесть кусочков хлебушка у него оставалось, откусил он слегка от последнего по слабости, не удержался-таки. А тебе теперь через это плакать, век калекой ходить.

Брат Иуда. Так это я через дядьку Ивана ущербный?

Чертенок. Негоже свое увечье безнаказанно оставлять. Око за око, слыхал, я чай? (Скрывается.)

Черт (Ивану, радостно). А-а, я все понял: от твоих хлебных братьев забродила жижа болотная. Продал бы мне парочку на закваску. Любить их буду - сахаром потчевать одним.

Иуда (испытующе). Дядька Иван, ты меня продай. Ходок я плохой, только вам в обузу. Зачем я нужен такой?

Пауза.

Иван. Продал бы, да торговаться не мастер.

Черт. Вот тебе тридцать серебренников. Цена подходящая.

Пауза.

Иван. Иуду — за тридцать серебренников?

Чертенок (Ивану). Ты с кем торгуешься?

Иван. Не с тобой.

Черт. Дурак, сейчас пойдешь – лошадь купишь. Взамен хромоножки, а?

Пауза.

Иван. Увечное дитя сердцу дороже.

Черт. Ты всерьез или цену гнешь?

Иван. Куда серьезней. С чертом шутки плохи.

Черт. Вот это верно. Так чего же ты хочешь за свою брагу?

Иван. Кабы ты мне смерть показал!

Черт. Молод ты еще – смерти искать.

Иван. Да я не своей, а как бы даже насупротив.

Черт. А ежели насупротив, так я помочь тебе не могу. Я бессмертный! Кто это тебе адресок мой подкинул?

Иван. Братишка твой.

Черт. Вот шушера! Век тебе по кладбищу с воронами прыгать! Поди-ка сюда. (Хватает чертенка за шкирку.)

Иван. Ты все же полегче с ним.

Черт. Ступай себе, Иван, покуда я добрый. А то ненароком хмель у меня из башки выветрится, тогда... я ведь иногда воплощаюсь. Воплощаюсь, так и принимаю последствия.

Иван. Да на тебя и без воплощений глядеть срамно: одно слово черт. А еще комедию взялся ломать.

Черт. Так ведь мы оба эту комедию понимаем: я супротив затеи твоей ничего не имею, я прямо и просто себе уничтожения ищу. Нет, живи, говорят, потому что без тебя не будет никаких происшествий, а надо, чтобы были происшествия. Вот и служу скрепя сердце. Я людей люблю искренно, меня во многом оклеветали.

Иван. А ежели я тебя самого от службы постылой освободить хочу?

Черт. Ты? Ха-ха! (Пауза.) Страдают люди от меня, конечно, но все же живут. Без страдания какое бы удовольствие было в жизни? Свято да скучновато. Куда тебе тягаться со мною? Ты сам — только пыль земная. Ты человек!

Иван. И на том спасибо. Идемте, братья. (Расталкивает братьев.)

Брат Андрей. Я тут песню сочинил по нетрезвости. Совестно, да спою.

Ой, как стыдно, братцы,

На себя глядеть,

В бочке охлаждаться,

Фыркать, как медведь.

Пялиться по-бычьи

Во зеркальный след:

На Руси обычай выпить не забыт.

Припев:

Тот стакан во благо,

Что не косит с ног,

Окунулся в брагу,

Вынырнул, просох!

Тот и не родился,

кто не пил за жись:

Плесенью покрылся,

Мякишем прокис!

Меры нет стаканам —

Тут уж поделом!

Из хмельного чана

Выскочишь козлом.

Зазевайся только

И наверняка

Унесешь с попойки

Рыло и рога!

Брат Матвей (наставительно, Андрею). Тебе следует всерьез заняться стихосложением. Я могу дать пару уроков…

Удаляются.

Черт. Ну, держись, каналья! (Приподнимает чертенка за рога.) Задам я тебе!

Чертенок. Ой-ой, только не бей меня! Не бей!

Черт. Не бить? Ну, смотри! Службишка тебе выйдет нынче. Не сослужишь – побью. А коли сослужишь, тогда и до черта дослужишься.

Чертенок. Ой, что за служба?

Черт. Хлебных душонок мне для закваски достать. Уж больна брага крепка.

Чертенок. Да как же я их поймаю? Они бегать горазды.

Черт. Болван, я и не прошу тебя за ноги их хватать. Ты им искушение устрой, да такое, что и человеку не устоять?

Чертенок. Искушение? Это чтоб они покусали друг друга? Так то я уже подстраивал.

Черт. Искушение, невежа, это испытание такое, чтоб с дорожки свернуть. Предложи им жизнь сытую да денег поболе – разве кто устоит?

Чертенок. Это я запросто. С великою радостью!

Черт. Нашел с кем торговаться, дурак

На пригорке братья строят шалаш. Якова и Иуды не видно. Матвей что-то пишет под елкой. К нему подпрыгивает Чертенок.

Чертенок. Матвейка, слышь? Чтой-то ты с утра карябаешь, что сорока лапой?

Брат Матвей. Хочу рассказ составить, как дядька Иван за смертью ходил.

Чертенок. Хорошее дело. Я тебе кой чего подсказать могу.

Брат Матвей. Скажи вот, “дурак” с большой буквы пишется или с маленькой?

Чертенок. Ежели большой дурак, он с большой и пишется. (Подскакивает к прочим братьям.) Петр, Андрей, гляньте-ка с пригорка, не видать ли смерти?

Брат Петр. Не видать.

Чертенок. Вот и хорошо, что не видать.

Брат Андрей. Чего ж хорошего-то?

Чертенок. А и помирать не надо.

Брат Андрей. Когда-то все же придется.

Брат Фома. Это тоже сомнительно. Нечего и думать про то.

Чертенок. Правильно! Лучше про жизнь подумать.

Брат Фома. Что жить станет лучше, этому я тоже не верю.

Чертенок. Может, ты и прав, Фома. Ежели человек не верит — так и не обманется. В Бога, братья, лучше тоже не верить.

Брат Петр. Тьфу!

Чертенок. Ты на кого плюешься?

Брат Петр. С нынешней голодухи и рыба исхудала в реке – одни хребты плавают.

Брат Матвей. А подумывал грешным делом перо на супчик пустить как бы курицей.

Чертенок. Так вы супчику хотите?

Брат Петр. Рыбного?

Брат Фома (Чертенку). Ну, это ты уж брось заливать.

Чертенок (выныривает с котелком супа). Кому рыбного, кому куриного, кому с капустой. Налетай! Котелок у меня волшебный, варит, что душеньке угодно. А вот и ложки. Ешьте, ешьте!

Братья осторожно пробуют суп.

Чертенок. А где же у вас Яков с Иудой?

Брат Андрей. Они с дядькой Иваном пошли смерть на речке искать.

Брат Петр. Да, жирна ушица!

Брат Андрей. Везде-то рыба тебе мерещится.

Брат Матвей. Капусты богато положено. А, главное, куриный дух!

Брат Фома. Однако странно это: рыба не курица. Летать не умеет!

Из котелка вылетает щука с крыльями, скрывается за деревьями. Братья остаются с открытыми ртами.

Брат Матвей. Эй, это что пролетело?

Чертенок. Не все ли равно, когда брюхо сыто? Ну, как супчик? Вкусный?

Брат Фома. Супчик-то вкусный, только вот сомнение не покидает меня...

Чертенок. Вот-вот, на чужом супчике жирка не нагулять. А вот я средство знаю каждый день сытыми быть...

Брат Андрей. Поделись по отзывчивости.

Чертенок. Сперва отгадайте загадку: кто по снегу неслышно пройти не может?

Брат Андрей. Всякий зверь по снегу неслышно идет.

Чертенок. Ну а кто тогда кто без стону шагу ступить не моет?

Брат Петр. Иуда!

Чертенок. Правильно! Дядька Иван пожадничал, а с вами мы сговоримся в цене. Продайте Иудушку. Деньги поделить промеж собой можно или так, коммуной живите.

Брат Андрей. Иудушка будто и сам не против...

Чертенок. Вот, вот, зачем вам по смерть ходить, когда ее теперь не видать нигде? Жить на земле да жить.

Брат Петр. А что, братья, хорошо нам тут жить. Вот еще шалаш укрепим...

Чертенок. Теперь, Матвейка, записывай: “По взаимному уговору продали братья Иуду...”

Брат Фома. Э нет, погоди-ка. (Удерживает Матвея.) Супчиком накормил... Дешево отделаться хочешь! Брюхо мое к вечеру про супчик забудет! А и был ли он? Али нам померещилось?

Чертенок. Прав Фома. Жидковат был супчик, пожалуй. (Выдергивает из того же котелка жареного поросенка.) А вот вам жареные поросята с хреном.

Брат Матвей. А горчичка где?

Чертенок. Вот сейчас уговор подпишет, будет вам горчичка! Пиши, Матвейка! По взаимному уговору...

Брат Фома. Э нет, погоди! Чтой-то у этого поросенка клыки торчат?..

Поросенок тут вскакивает с блюда, удирает с визгом.

Брат Петр. Эх, Фома! Ты зачем усомнился?

Чертенок. Пошутил я, братцы, малость. А вон это уже серьезно. Глядите-ка в оба!

Из котелка появляется самовар, пышущий жаром, весь обвешанный баранками. Описывает почетный круг, пыхтя, как паровоз, за ним сами собой шествуют красные сапоги, кафтаны, боярские шапки.

Чертенок. Так и быть: жалую вам еще котелок по собственной щедрости.

Брат Андрей. Молчи, Фома, молчи!

Братья прикрывают Фоме рот, заворожено глядят на шествие.

Чертенок. Ну, вот теперь, Матвейка, пиши: продали братья Иуду...

Матвей пишет.

Брат Фома (вырывается). Да я согласен: продали! Как деньги-то будем делить?

Чертенок (выкладывает монеты столбиком). Мне восемь за сделку, а остальное вам.

Брат Матвей. Писать такое - рука отказывает.

Брат Фома. Вот сейчас дам по рогам – получишь все десять.

Чертенок. Ладно, вот вам еще три.

Брат Фома (разбивает стопку монет). Налетайте, братья! Не дадим ему ни черта!

Общая свалка. Появляется Иван с Яковом.

Иван. Эй, вы что творите?

Разнимает драку, братья с удивлением обнаруживают в ладонях черепки, смущенные пытаются спрятаться.

Иван. Кто это братьев моих смутил? (Ловит чертенка.)

Чертенок. Мое дело – наживка, а уж клюнет рыбка или нет ...

Иван. А ну брысь!

Чертенок скрывается.

Брат Андрей. Мы думали, теперь заживем... Чего в этом плохого, дядька Иван?

Брат Петр. Шалаш построить успели... Прости, дядька Иван. Давай здесь жить. Рыбу ловить будем...

Иван. Покуда смерть по земле рыщет, не видать нам и жизни! (Ломает шалаш.)

Чертенок подползает, пытаясь выкрасть Матвееву грамотку.

Брат Матвей. Эй, положи, где взял!

Чертенок. Хороша грамотка!

Брат Матвей. Не про тебя писана!

Чертенок. Нет, постой, тут, кажется, про меня: “ По взаимному уговору продали братья Иуду...”

Иван (выхватывает грамотку). Ай-я-яй, вот стыд-то какой! Как же за душу живую мертвых денег искать? Продали-таки Иудушку!

Брат Яков. Дороже надо было, дороже!

Брат Андрей. Да ее успели мы продать. Торговались пока.

Иван. Да где ж он?

Андрей. Мы думали, с вами ушел.

Иван. Не ходил он с нами. Продали, небось, а теперь отпираетесь?

Брат Петр. Мы не продали, честно. Братья, кто Иуду видал?

Пауза. Чертенок подпрыгивает, пытаясь выхватить грамотку у Ивана.

Брат Фома. Верно, он у черта остался под лавкой.

Брат Андрей. Нет, я же с ним разговаривал по дороге. Он мне рифму подсказал: “разум-зараза”.

Брат Фома. Так, значится, и отстал он где по дороге, а там кустами — и назад к черту.

Иван (ловит чертенка). А может, ты Иуду видал?

Чертенок (верещит). Не видал, не видал, это не я! Отпусти, ой, больно!

Иван швыряет чертенка на остатки шалаша, рвет грамотку. Чертенок, спружинив, исчезает. Из-под веток вылезает Иуда, трет глаза.

Иуда. Приснится же такое с устатку: будто черт придавил за шею. Ну, чего уставились? Прикорнул я малость.

Иван (радостно). Иуда? Притомился, небось?

Брат Иуда. А то! Короткой ногой широко не шагнешь.

Иван. Сдается мне, ты прежде нас поспеешь к концу.

Брат Яков (отзывают Ивана). Дядька Иван, а вот когда мы смерть победим, так можно мне на пиру рядом с тобой сидеть?

Иван. Бог с тобой, Яков. Медведя еще не положили, а вы уж шкуру делить.

Иоанн. Нет, ты сейчас скажи, кто справа от тебя сядет. Я один, поди, чистенькие, не мазнулся.

Иван. Так вот тебе сажа на щеки. (Пачкает Якова сажей.) Прежде сам умойся, чем на братьев кивать.

Чертенок и Черт.

Чертенок (запыхавшись). Мы уж было и грамотку подписали вот-вот...

Черт. Вот-вот не считается, прощелыга! Упустил из-под носа!

Чертенок. Клюнули же они на мою удочку, это дядька Иван их уму-разуму научил.

Черт. Не уму, а дурости. Какой умный деньги черту вернет?

Чертенок. Что же нам тепереча делать? С рогами братьям за версту не кажись!

Черт. Неужто не сообразишь, что делать?

Чертенок (слегка поразмыслив). Нет.

Черт. Вот молодое племя! Я в твоем возрасте про это не спрашивал.

Надевает на Чертенка сарафан.

Чертенок. Ой-ой, что ты делаешь, что это?

Черт. Надо же, все не дотумкал. Братья хлебные, почитай мужеского полу?

Чертенок. Вроде того.

Черт. Супротив любви мужеское сердце, что сахар супротив чаю.

Чертенок (мечтательно). Хорошо бы чайку с сахаром, давненько не пили...

Черт. Тьфу! Нет, ты точно из недопесков. Я про любовь толкую тебе.

Чертенок. Так про то же и дядька Иван с утра до ночи талдычит, порой и слушать срамно.

Черт. Выходит, братья для любви изнутра прогреты. Вот ты их тепленькими и хватай.

Чертенок. Это как же? Чтоб влюбились в меня?

Черт. Ну!

Чертенок. Ой, нет... Неудобно. Как-то стыдно это...

Черт. Тьфу! Да понарошке же!

Чертенок. Разве что. А целоваться рога не мешают? Они ж на лбу. Еще как бодну...

Черт. Куда ты с рылом свиным целоваться лезешь?

Чертенок (обиженно). Будто в меня и влюбиться нельзя. Сам же наказывал.

Черт. А сарафан тебе начерта? Ты женщиной обернись, остолоп!

Чертенок (проясненно). А-а! (Вертится на месте, превращается в женщину.)

Черт. Красота! Все же кой чему научился. Теперь пройдись. Мягче, копытами не стучи! Сперва лестью подцепи братьев. Доброе слово и кошке приятно... Ступай, грязь вымой из-под ногтей.

Чертенок. Шею тоже мыть?

Черт. А то!

Чертенок. Я прикинул, под косынкой не видно... (Убегает.)

Матвей записывает рассказ, проговаривая фразы вслух. Чертенок в женском обличье подслушивает за кустом.

Брат Матвей. И тогда дядька Иван сказал: “ Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чус... не чув... не чув-с-т-вуешь.”

Чертенок (пристраивается сбоку). Как напишешь, Матвеюшка, так и почитать станут за правило.

Брат Матвей. Ишь ты какая! Откуда взялась?

Чертенок. Откуда бы ни взялась, а везде только и слышно про Матвея-грамотея и великого жизнеписателя.

Брат Матвей. Какой же из меня грамотей? Я так до сих пор и знаю, “дурак” с большой буквы писать или с маленькой.

Чертенок. Дозволь, любезный, одним глазком в грамотку твою заглянуть.

Брат Матвей. Гляди, коли приспичило.

Чертенок (читает по слогам). И тог-да дядь-ка И-ван... Складно пишешь, только одно обстоятельство огорчает мою хрупкую душу. При чем тут дядька Иван? Он, поди, и неграмотен.

Брат Матвей. Читать обучен.

Чертенок. А писать, видно, и нет. А ежели и обучен, пускай сам про себя сочиняет, мы же давай перепишем грамотку на Матвея (Пишет.) И ска-зал тог-да Мат-вей...

Брат Матвей. Не смей! (Выхватывает грамотку.) Ты что творишь?

Чертенок. Какая же разница, из чьих уст человеки услышат слова сахарные, от которых и жить теплей? Матвею скорей поверят: дядьку Ивана-то в народе за дурака держат.

Брат Матвей (в смущении). Нехорошо все же...

Чертенок. Это по первости. Зато потом как захорошеет! Мужики с базара книжки твои мешками станут носить. Только придешь на базар, так и окружат и за руки хватать будут, только чтоб писателя коснуться живьем. А там и вовсе работать прекратят, а станут только книжки твои читать до помутнения в очах... (Скрывается.)

Брат Матвей. Постой!.. Эх, убежала. (Через паузу.) Она сказала, что я грамотей, великий жизнеписатель... (Устремляется вслед за Чертенком.)

Чертенок выныривает с другой стороны, подкараулив Петра, который, напевая, чинит сеть. Чертенок исподтишка вторит его песне. Петр в недоумении оглядывается.

Чертенок (из-за плеча Петра). А вот и Петр, великий труженик озер и рек...

Брат Петр. Ты кто будешь? Откуда?

Чертенок. Откуда бы ни была, а везде только и слышно, что лучше Петра никто сетей не ставит и рыбных ходов подо льдом никто так не угадает, как Петр.

Брат Петр. Угу.

Чертенок. Ты, верно, знать хочешь, откуда мне про это известно? Добрая слава сама тропинку найдет.

Брат Петр. Угу.

Чертенок. Молчаливый брат Петр. А между тем, его усердием шесть дармоедов живут.

Брат Петр (отрывается от работы). Чего-о?

Чертенок. А как иначе положение дел понимать? Ты пальцы кривишь – сети плетешь, а тем временем один закорючки под елкой рисует, другой дрыхнет, третий вообще смерти рыщет. А Петр всех корми – так?

Брат Петр (в смущении). Ну-у... Это...

Чертенок. Вкупился бы к рыбакам в артель, они и за море ходят, всякие страны глядят. Бросай своих дармоедов! (Скрывается.)

Брат Петр. Эй, куда же ты? (Через паузу.) Она сказала, что я великий труженик... Постой! (Следует за чертенком.)

Чертенок снова выныривает с другой стороны, навстречу Иуде, который слоняется без дела, сосет палец.

Чертенок (подскакивает). Иудушка! Никак палец сосешь?

Брат Иуда (безразлично). Ну.

Чертенок. Занять себя, стало быть, нечем.

Брат Иуда. Ну.

Чертенок. А давай поцелуемся.

Брат Иуда. Отстань ты!

Чертенок. Давай! Будет хоть чем заняться.

Брат Иуда. Чего надо-то?

Чертенок. Гляжу я, ты маешься оттого, что никого из братьев тебе нету подстать.

Брат Иуда (с горечью). А то! За хромоножкой еще попробуй поспей!

Чертенок. Зачем ты принижаешь себя, Иудушка? Хроменький, бедный. Некому Иудушку пожалеть.

Иуда (испуганно). Ты что говоришь? Ты что?

Чертенок. А ты ведь с лица ты пригож, умом богат будешь. И речь несуетлива твоя, рассудительна.

Иуда. Зачем ты так? Этих слов я отродясь не слыхал.

Чертенок. Да ты слушай, слушай. Хроменький мужичок характером крепок оттого, что не торопится никуда.

Иуда. Торопиться зачем, когда все одно не поспею?

Чертенок. А тебе бы на почетном месте сидеть, несправедливы братья к тебе - хроменькому (Пускает слезу.)

Иуда (плачет). Я и сам размышлял про то, что судьбой обижен несправедливо.

Чертенок. Хи-хи, судьбой! Будто ты сам не знаешь, кто обидел тебя.

Иуда. Знаю, верно. Что-то голос мне твой знаком....

Чертенок. Так я правда твоя обиженная, вот ты меня и признал. (Скрывается.)

Брат Иуда. Правда?.. Ты куда?

Появляются все остальные братья, повторяя на перефразе каждый своё.

Брат Матвей. Она сказала, что я великий грамотей...

Брат Петр. Она сказала, что я великий труженик...

Брат Андрей. Она сказала, что я певец души...

Брат Фома. Она сказала, что я самый разумный...

Брат Иуда. Братья! Она сказала... вы тоже видели ее, братья? Ой, как-то горячо мне стало вот здесь (Хватается за сердце.) Ой, как печет, что это? Слышите вы меня?

Братья повторяют вразнобой каждый свое, потом начинают толкать друг друга, начинается драка. Иуда стоит в стороне. Появляется Иван.

Иван. Э, да это что делается?

Брат Иуда. Заболел я, дядька Иван!

Иван. Нет, похоже, что эти белены объелись. Ты один отвечать связно умеешь. Ну-ка, ну-ка! (Разнимает братьев, выдергивает их по очереди.)

Иван. Так ты, Матвей, у нас теперь кто?

Брат Матвей. Я первый грамотей!

Иван. Сам что воробей. А ты, Петр?

Брат Петр. Великий труженик.

Иван. Супротив лентяя. Андрей?

Брат Андрей. Я певец души.

Иван. Свечу туши. Фома?

Брат Фома. Я самый умный.

Иван. Супротив дитя малого. Яков?

Брат Яков. Самый щедрый.

Иван. На речи пустые. Иуда?

Пауза.

Брат Иуда. У меня в груди будто уголь. Мочи нет эту боль терпеть!

Иван. Ну, так беги к своей зазнобе, Иуда. Пора тебе, поспешай. А там, глядишь, и мы скорей найдем то, что ищем.

Иуда убегает.

Брат Андрей. Зачем ты отпустил его? Не в себе Иуда, кабы не накликал беды.

Иван. Беду не кличут, братья. Беда приходит сама.

Брат Андрей (поет).

Видел, братцы, я сон…

По болотам кольцом,

Обманувшись туманом холодным,

Все кружу… Забытье.

Чует кровь воронье,

Колыхание ямы подводной.

Видел, братцы, я сон:

Бубенцов перезвон…

Снова лес замирает осенний.

Мрак на ветках повис.

Но гудит еще лист

По урочищам синим осины.

Видел. Братцы, я сон,

Явлен знаменьем он:

Занялась по морозу рябина.

Сердце гроздью ожгло.

Стылый камень, чело,

Алой ягодой снег окропила.

Иуда прибегает к Чертенку под осину.

Брат Иуда. Вон ты где. Что же бегаешь от меня?

Чертенок. А, это ты, Иуда. Чего тебе?

Брат Иуда. Целоваться давай.

Чертенок. Да отстань ты!

Брат Иуда. Нет уж, мы поцелуемся. Я к тебе едва пробрался сквозь лес, бока ободрал. (Лезет целоваться.)

Чертенок. Хватит, тьфу. Наслюнявил.

Брат Иуда. С чего такая немилость?

Чертенок. Милость прежде заслужить нужно.

Брат Иуда. Скажи только как, я все сделаю для тебя.

Чертенок. Вроде мы про то толковать начинали. Негоже тебе за братьями в подметалах ходить. Первым станешь – тогда и приголублю тебя.

Брат Иуда. Сама не знаешь, какую страшную задачу мне задаешь.

Чертенок. Ежели любишь меня, так и с ней справишься.

Брат Иуда. Только подумаю, куда мне первым прийти предстоит... Дядька Иван-то не на прогулку, на смерть нас ведет.

Чертенок. На смерть? Так пускай себе дядька сгинет, а тебе рано еще помирать. Ты думал ли, зачем уродился калекой? Хромой человек боженькой отмечен. Иначе, зачем тогда он хромой? Чтобы от прочих отличье иметь по рождению. Хромой не статью берет, а тонким умом и изящной манерой.

Брат Иуда. И верно! Что же я в унижении и слабости своей прозябаю? Отчего насмешки и пинки ежедневно терплю? Ведь я вижу все ничтожество братьев, и глупость их, и убогость. Хоть и люблю я братьев. Отчего же молча приемлю долю свою, когда я умом светел, когда природой своей хрупок и негруб?

Чертенок. Ты лилия среди репьев. И они нарочно ранят тебя, потакаемые дядькой Иваном.

Брат Иуда. Да, да!

Чертенок. Думаешь, неведомо ему твое величие? Оттого он перед братьями и принижает тебя, что сам мизинца твоего не стоит...

Брат Иуда. Как же мне теперь первым стать? Известно тебе, поди?

Чертенок. Известно.

Брат Иуда. Скажи!

Пауза.

Чертенок. Дядьку Ивана сгуби.

Пауза.

Брат Иуда. Я готов.

Чертенок. Вот и славно. А теперь для верного уговора поцелуй меня.

Иуда целует Чертенка.

Чертенок. Коли смерти дядька Иван рыщет, так он ее и получит. Тропка-то хоженая. Только она глухой ночью открыта бывает. Через ельник, куда белая сова полетит. Вот и ступайте все за совой, выведет она вас к речке. Речка эта и есть сама смерть.

Брат Иуда. А ну как промахнемся? Мало ли на пути случается речек?

Чертенок. Страшно говорить, а увидеть того страшней. Речка эта вроде неглубока, а брода в ней нет. Кто захочет перейти, в воду ступит – назад уж не воротится. Потому и победы над смертью нет.

Брат Иуда. Что же, пускай сгинет супостат! И я через то первым стану!

Чертенок. Ежели от смерти братьев избавишь!

Брат Иуда. А ну как за дядькой они пойдут?.. Нет, хлебу в воду нельзя – размокнет. Не дураки все же у меня братья.

Ночь. Иван караулит сову. Андрей подходит к Ивану.

Брат Андрей. Дядька Иван...

Иван. Ну?

Брат Андрей. Братья уснули.

Иван. Разбужу, коли будет нужда.

Брат Андрей. Дядька Иван... что у тебя с руками? Порезался? Вон кровь...

Иван. Нет. Это я клюкву нашел под снегом...

Пауза.

Брат Андрей. Боязно мне, смерти я боюсь, оттого и не сплю.

Иван. Умел на свет появиться, умей и помереть, ежели по-человечески рассуждать.

Брат Андрей. Неужто тебе помереть не страшно?

Иван. Помереть – страшно.

Брат Андрей. Так вот и мне по-человечески боязно стало.

Иван. Выходит, совсем недалече, братья, вам до человеков осталось. Хлебу помирать привычно: зерно каждую весну в земле помирает, однако снова встает.

Брат Андрей. Неужто и человекам так можно?

Иван. Была бы только душа жива.

Брат Андрей. Вот бы тогда помереть скорей! Помрешь – а там, верно, уже не страшно.

Иван. С чего ты взял, что нам помирать скоро? Это хлебная душа твоя просится в землю. Мы, брат Андрей, еще поживем.

Брат Андрей. Что же нужно для того, чтобы вот так, как ты, верить? А, дядька Иван?

Иван. Что нужно? - Да просто верить. Более ничего не нужно, брат.

Крик совы.

Иван. Чу!

Прислушиваются, крик повторяется.

Брат Андрей. Сова, сова! (Поднимает братьев.)

Брат Фома. Кругами летает. Будто нарочно за собой зовет.

Иван. Веди же нас, птица. Идемте, братья. И ты, Иуда-хромой, поспешай. Ну как тебя забудем на берегу?

Трогаются в путь, ведомые птицей.

Иван. След в след за мной идите, не отставать!

Брат Фома. Ой, жуть какая кругом! Лес-то серый стоит, словно пеплом присыпан.

Брат Петр. Ночь, темно, вот и серый лес.

Брат Иуда. И верно! Лес как лес, а то не случалось ночью по лесу хаживать.

Сова кричит протяжно и, описав большой круг, скрывается.

Иван. Ну, вот и пришли. Иуду часом не потеряли?

Брат Иуда. Здесь я.

Брат Матвей. Глядите, братья, лежит речка, словно стальная коса.

Брат Андрей. Что луна в воде не шелохнется? Мертвая, чай, вода.

Иван. С виду неглубокая речка. А ну, братья, заломаем вон то сухое дерево, я прежде жердью дно прощупаю, куда ступить. Поднажмем! (Ломают дерево.) Славно сработали. В нашей деревне так глухие болота переходили, а тут – речка-невеличка. Держись, речка Лета, сейчас дядька Иван тебя вброд возьмет!

Иван едва окунает жердь в речку, как жердь уходит под воду, и сам Иван едва не следует за ней, братья удерживают его за штаны.

Иван. Вот незадача!

Брат Петр. Странно это, однако, как же палка у самого берега провалилась?

Иван. Ты, Петр, много не рассуждай. Ум никого еще от смерти не спас.

Брат Иуда. А ты вплавь попробуй, дядька Иван. У берега глубоко - так поднырни.

Иван. Еще умный нашелся!

Брат Фома. Ну, мы тут покамест на берегу посидим... Навидался я, как хлебный мякиш размокает в воде...

Иван. Оставайся, Фома. Не могу я братьев за собой в омут вести. Моя заноза была – смерть одолеть, я и выдерну ее один. Ну а коли сгину – знать, и впрямь я родился дурак.

Брат Андрей. Дядька Иван, я с тобой пойду. Не хочу я в сухарь превратиться, чтобы меня мыши сгрызли, веди теперь до конца.

Брат Петр. Я тоже пойду. Что же ты нас, дядька Иван, перед смертью бросить решил?

Иван. Братья, а не страшно вам?

Брат Матвей. Страшно с хлебной душой остаться жить.

Брат Яков. Я тоже пойду! Меня много — размокать буду долго.

Фома и Иуда молчат.

Иван. Ну что, Фома, остаешься?

Брат Фома. Я? Нет, я тоже с тобой пойду, дядька Иван.

Иван. Иуда, а ты?

Иуда молчит.

Брат Петр. Решай, Иуда.

Иуда молчит.

Иван. Ну что, братья. Тогда богу помолимся напоследок – а там ...

Брат Андрей. Прощай, Иуда. Не поминай лихом!

Пауза.

Брат Иуда. Нет! Стойте, братья! Что же это я наделал? Не хотел я вас погубить!

Брат Петр. Ты что говоришь?

Брат Иуда. Не все я вам сказал, братья. Главное утаил! Не думал я, что вы дядьку Ивана так любите.

Брат Петр. А ты?

Брат Иуда. Я его не любил, увечье свое простить не мог! Пускай, думаю, сгинет один. Речка эта такая, что только в воду войдешь – живым не выйдешь уже! (Плачет.)

Пауза.

Иван. Говорил я вам, братья, что ум никого еще от смерти не спас? Все ты рассчитал, Иуда, в одном только ошибся малость: супротив дурости-то и смерть бессильна.

Иуда рыдает, его уносят черти.

Брат Андрей. Что же нам тепереча делать, дядька Иван?

Иван. Коли вплавь речку Лету взять нельзя, так мы на тот берег по воде пешком пройдем, аки по суху!

Брат Фома. Не верю я, что мо...

Брат Петр. Цыц, Фома! Вот сейчас как тресну!

Брат Фома. Мы готовы, дядька Иван!

Иван. Ну, тогда пошли.

Пешком переходят речку.

Иван. Долгой показалась дорога. Тут немного передохнем...

Брат Петр. Дядька Иван, я все же боялся, что ноги подмочит нам, да и разбухнет в воде хлебный мякиш...

Иван. Мякиш на том берегу остался, а вы живые человеки уже.

Братья (галдят). Человеки? Мы живые человеки?

Иван. Теперь да. Петр, Андрей, Яков, Фома, Матвей. Иди же и возвестите по святой Руси, что сообща победили мы смерть. И не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни посоха. Что даром получили, даром и отдавайте.

В вертепе Мария с младенцем. Пастушок.

Является Ангел.

Является Ирод.

Ирод падает замертво.

В вертепе Мария с младенцем. Пастушок.

Является Ангел.

Является Ирод.

Ирод падает замертво.