(Сказка про Четверг в двух действиях
Брошенный пионерский лагерь. Еще недавно тут копошилась под присмотром вожатых пионерская жизнь, топталась теплыми вечерами на танцплощадке, проносилась по стадиону, где, взлетев на флагштоке, расцветал под солнцем синий, спортивный, почти свободный, флажок. Теперь же в лагере тихо. Лишь мелькают в разросшихся кустах какие-то бледные непионерские тени да блестит в лучах уходящего в этих местах каждый раз, словно навсегда, солнца Финский залив. Рассвет. На крыльце одного из опустевших корпусов под развешенным бельем сидят какие-то две: бабки не бабки, женщины не женщины, а так, непонятно что. В ватниках. Лизка. Аглайка-то... На пятый круг пошла, оглашенная!!! А число сегодня, интересно, какое? Петровна (ворчит). Число!.. Какое может быть число ни свет ни заря? (Страшно зевает.)Лизка. Опять "чотьверг", что ли? Петровна. Ну. Лизка (тоже начинает ворчать). Третий день ведет себя как ненормальная! Я вот что не понимаю: вчера был четверг, позавчера четверг, и сегодня, как нарочно, снова он!.. Свихнуться же от этого можно! (После молчания.) Пусти диктора, Петровна?.. Петровна. Отстань. Лизка. Число хотя бы узнаем. Петровна. Лень. Потом. Лизка. Тоска-а-а!!! Петровна. Думаешь, в городе мы кому-то шибко нужны? Книжек про нас теперь никто не читает, да, пожалуй, что уже и не пишет. В ходу мультики нерусские сплошняком. Опять с цыганами ходить, людей обманывать? Лизка. Жуть! Петровна. Словом, "second hand", как говорят теперь про таких, как мы. Темное прошлое Родины. Отстой. Да... Терпи, Лизка! Что-нибудь придумаем! Лизка. А помнишь, мы в сказке на театре играли? Все думали, что мы роли разучили, а мы... (Прыскает в кулак.) Цветы как настоящим актрисам дарили!.. Говорят, в городе колдовство опять в моду входит. Легким таким фасончиком... Навроде флера!.. (Под взглядом Петровны осекается. И вдруг взвивается.) А тут мы скоро совсем в бомжих превратимся! Аглайка вон - уже умом тронулась! Петровна. Тихо ты. Сюда идет! Лизка (хлопотливым шепотком). Слушай, слушай, Петровна... А вдруг это она новую роль репетирует, а? Появляется запыхавшаяся Аглая. Аглая. Число сегодня какое? Петровна и Лизка (пожимают плечами в том смысле, что с этим абсолютно ничего поделать нельзя). Чотьверг! Аглая. Тьфу ты! Опять? (Пытается пройти в корпус.) Лизка (загораживает ей дорогу). Ты куда? Аглая. Нужно! Лизка. Зачем? Аглая. Нужно и все. Отстань! Лизка. Не пущу, пока не скажешь! Аглая. Что? Лизка. Чего ты по стадиону скачешь? Аглая. А что мне еще остается делать? (Опять пытается протиснуться в корпус.) Петровна. Смотри, Аглая, злого диктора пущу, из международных новостей! Будешь знать, как шастать по утрам, спать не давать! (Зевает, ждет.) Ну? Аглая. Я вас, что ли, будила? Сами третий четверг не спите. Чего? Петровна (опять зевнув). В самом деле! (С вопросом смотрит на Лизку.) Лизка (напоминает ей). Так интересно ж ведь! Зачем она по стадиону прыгает?! Аглая. Я-то? Я это!.. Петровна. Что? Аглая (не зная, что ответить, вращает глазами). Фу-у!.. Лизка. Умом, что ли, тронулась? Аглая (неожиданно). Да! (После паузы.) Пу`стите теперь в корпус?.. Протискивается в корпус. Лизка. Чем себя занять? Чем утешиться? Мрак! Петровна. Ча`пай на залив, корми восьминоса, думай о жизни. Покой, красота! Лизка. А чего о ней думать-то? Тьфу! Я вот тут даже выписала... "ключ к постижению основных проблем современности... (Читает по складам.) ...вус-во-ени-ивсем-ипи-оне-рами-уче-ниямар-ксаэн-гель-сале-нина!.." (Прислушавшись к тому, какой отклик родили в ней эти слова: "ниямар", "ксаэн" и, особенно, "сале-нина".) Хоть бы русскую бумажку какую-нибудь почитать! О душе! Я, Петровна, пожалуй, все-таки это... того. Чего мы тут? А интересно мне вот что: знаешь, лежит, бывает, к примеру, на улице такая дощечка через лужу, чтобы все по ней ходили... Кто ее положил? Сколько себя помню - ни разу этого не делала. И ни разу не видела, чтобы кто-то клал. Но всегда она где нужно лежит! Вспоминаешь? Маленькая такая, грязненькая, набухшая водой досточка, на двух камушках. Почти не шатается! (Встает.) Петровна. Досточка-на-камушках! Экое сварила! Погоди... Лизка. Да чего годить-то? (Зевнув так же страшно, как и Петровна, и сама этого испугавшись.) Ой! Вот видишь? А еще я думаю... Петровна. Что? Лизка. Найти бы того, кто это делает, спросить его: для кого он?.. (Неожиданно всхлипывает.) Петровна. Ты мне вот что!.. Ты чувствам воли не давай! Сокращай их! Перебарывай! Ну! А не то ведь я тоже могу!.. Про то, как богатырушка мой ой да сгинул!.. (Спохватывается, резко меняет тон.) Разбредемся - по отдельности окончательно пропадем! Появляется переодевшаяся Аглая с корзинкой в руках. Лизка. Куда собралась? Аглая. По цветы. Чего вы на меня уставились? Лизка. Приоделась... Кому тут на тебя смотреть? Аглая (вдруг взрывается). Например, это моя тайна! Лизка (взвиваясь). Какая может быть тайна от родных сестер? (Неожиданно хватает Аглаю.) Петровна, пускай злого диктора! Аглая (пугается, кричит). Нет!!! (Кидает корзинку.) Скажу, скажу, ладно... (Неожиданно.) Я замуж выхожу! Петровна. Ты?!! Лизка. Это за кого еще? Аглая. Должно быть, за одного мущщину. Петровна. За которого именно? Аглая. Сама еще толком не знаю. Лизка (Петровне, растерянно). Такое разве бывает? Петровна пожимает плечами в двояком взаимоисключающем смысле, мол: "С тоски и не такое может приключиться!" и "Чего же ты хочешь от умалишенной?" Аглая. Третьего дня стрела мне ночью в светелку влетела! Лизка. Какая еще стрела? Петровна (недоверчиво). Рассказывай! Аглая. А должно быть волшебная. Ну, уж что каленая - это верняк. (После того как Петровна посылает ей осуждающий взгляд.) Из тех, что добры молодцы во все стороны пуляют. А я в таком виде!.. Почти как бомжиха! Теперь в моде бодибилдинг!! Петровна (тихо). Какой такой "бо... дебилдинг"? Лизка (одновременно с Петровной, тихо и вкрадчиво). Какие такие "добры молодцы"? Пауза. Аглая. Да те, что в сказках по всему свету рыщут! Пусти`те в лес! (Вырывается, поднимает корзинку.) Лизка. В светелку, говоришь, залетела? Аглая . Ну, в палату.Лизка. Покажь ее нам?.. Тогда и иди! Аглая. Чего это вдруг? Не дам! Петровна. Хм... Слушай... А может, это... и не стрела вовсе? Аглая. Стрела, стрела. Мне ли не знать! Петровна. А может... и не к тебе этот мущщина стрелял? Аглая. Это как? Петровна. Да так. Моя палата ведь рядом с твоей!.. Лизка. И моя рядом! С другой стороны! Петровна. Вполне мущщина мог промахнуться! Аглая. Не смеши! Лизка. Со мной теперь мущщины тоже очень даже знакомятся. О-го-го! (Тихо.) Это не честно! Аглая. Нет, честно. Может, я ему больше нравлюсь?.. Лизка. Кто? Ты? Ха!.. (После молчания.) Я тебе, Аглая, на это, пожалуй, вот что скажу... Аглая (быстро). Ничего не хочу слышать! (После паузы.) Ну? Что? Петровна (неожиданно). Это покушение! Лизка (хватается за сердце). Ой! Петровна. Да не на тебя, Лизка! Ты-то что? (Аглае.) Помнишь, что намедни злой диктор сказывал? Аглая. Покушение? Ах, покушение... (Закусив губу.) Ну что ж... (Со слезами на глазах.) Коли так... Ладно. Пусть будет покушение! (Спускается с крыльца.) Все равно! (Идет куда-то в сторону наискосок нетвердой походкой с корзинкой в руках.) Дождавшись, пока Аглая отойдет, Петровна и Лизка скидывают ватники и внезапно и одновременно начинают "качаться" - то есть приседать, отжиматься на руках и т. п. Аглая (оборачиваясь). Вы это что, а? Петровна и Лизка продолжают "качаться" - сосредоточенно и молча. Аглая (строго). Слышите? Эй! (И вдруг улыбается.) Отражать будем вместе, что ли? (Заметно колеблется.) Ну да, так я вам и поверила! Все одно потом снова разругаемся! Петровна и Лизка, переглянувшись, срываются с места и мчатся на стадион. Аглая (глаза ее мгновенно просыхают). Погодите! Я с вами! Лизка!.. Петровна!.. Там турник совершенно расшатался! (Кидает корзинку, сбрасывает мешающее ей платье и летит следом.) Видно, как на стадионе они работают втроем на чудом оставшихся с прежних времен спортивных снарядах.
Проходит время. Ближе к вечеру в лагере становятся видны перемены: ликвидированы следы прежнего запустения, все подметено, расставлено по местам, убрано с веревок белье. Три похорошевшие женщины сидят на крыльце (которое, разумеется, тоже выметено). Аглая - заметно отодвинувшись от сестер, в руках у нее корзинка с полевыми цветами.Лизка. А стрела большая? Аглая (огрызается). Большая, большая! Лизка. Такая или вот такая? Аглая. Вот такая! Лизка (закусив губу). Эх!.. Ты, Аглая, жди, жди, мы ведь тебе совершенно не мешаем. Ну и мы с Петровной тоже, конечно, немного пождем. Вдруг и нам что-нибудь?.. Петровна. В самом деле! Аглая. Тише вы! (Прислушивается к чему-то.) А когда они обычно налетают, Петровна? Петровна (очнувшись, испуганно). Чего? Кто? Ты о чем?!!Аглая. Ну, когда они обычно приходят покушаться? До обеда или же, напротив, сразу после него? Лизка (мечтательно, нарушив растерянное молчание Петровны). Зеркало бы сюда!.. Петровна. Дожили! Уже простого зеркала сотворить не можете! А скоро видать и совсем!.. Аглая. Что? Петровна. Да исчезнете к черту! И из памяти выветритесь. Как и не были никогда! Не смущали мир вымыслом! Не кружили мечтой! От пионерчиков что осталось? Лизка. Барабанные палочки! Аглая (перечисляет). Четырнадцать простыней, дюжина подушек, удочки, тапочки, утюги... Песни остались! (Неожиданно громко запевает, ждет ответа, прислушиваясь.) Петровна (значительно переглянувшись с Лизкой). А с вас и этого не будет! Вон, третьего дня... Лизка (тонко). В чотьверг? Петровна. В четверг, в четверг, родимый... Просыпаюсь утром - нет руки! Аглая. Как это? Петровна. Запросто! Лизка. Напрочь, что ли? Петровна. Снесло, как не было! (Демонстрирует волшебное исчезновение руки.) Причем, что интересно, правой не стало. Не левой, а именно другой! Ну, руку-то, положим, я всегда на место вернуть смогу... (Возвращает руку на место.) А вот насчет вас не знаю. Не уверена! Истаете, как дикторы! Лизка. То есть, что?.. Этого... Этого... Этого... Ничего не будет, что ли? Совсем? Петровна. Начисто! Аглая. Давай, Лизка, творить зеркало?! Лизка. Погоди. А как они все сразу исчезли, пионерчики-то бедные эти? Петровна. Да я уже раз десять тебе эту историю сказывала! Лизка. А ты еще и в одиннадцатый скажи. Трудно тебе, что ли? Послушать хочется. Делать-то больше что? Ты ведь хорошо сказываешь, жалостно, страшно так! Петровна. Ну, слушай, Лизка... Ты тогда фольклорным гриппом хворала, с пионерчиками лежала в лизарете... Лизка. Ну, это я и сама помню! Петровна. А раз помнишь, то должна знать, что мы не как-нибудь, а однажды в пору нелюбви, в скучные бесприютные времена, увязались втроем с бригадой сказочных артистов в этот лагерь. Да так тут и остались. Поварихами служили, в моечной-прачечной... (Будто готовясь к какому-то интервью.) К вожатству, правда, нас не подпускали по причине идеологической. Что делали в пионерчиковом лагере? Да жили! Причем превесело так!! А почему остались, когда те вдруг исчезли? И куда исчезли? Тут уже целая история стряслась... Как-то проснулись утром - нет пионерчиков! Еще вчера вечером были - полнехонек лагерь, шумели, как полоумные, по кроватям прыгали - тихий ужас! А утром глядь - нет никого! И вожатых, что характерно, ни единого! Сам директор лагеря куда-то пропал вместе с главным вожатым-женщиной! Мы долго думали: эти-то куда попрятались? Может, пока пионерчики не видят, на залив купаться почапали? Мы - на залив. Ан и там никого нет! Один восьминос в воде светится. Так где же они, родимые? И нет в столовке, котлы пустые, и за котлами тоже никого. Нигде. Так и пропали навсегда. Вот так оно все и кончилось! Одним разом, можно сказать. И птицы замолкли. Потом, по весне, птицы, конечно, вернулись. А пионерчики - уже нет. А после мы и тебя, Лизка, из лизарета вызволили... Лизка. Тихий ужас! Петровна. Ага. Зато малины теперь в лагере - завались сколько. И мухоморы стоят, не сшиблены! Аглая (нервно). И восьминос подходит к берегу, не замученный! Лизка. А вон на той скамейке уже никто из них впервые в жизни не призна`ется кому-то в своей первой любви! Да тоненько так, трогательно: "Саша, я давно хотел тебе сказать!.." Давно он хотел! Три дня назад в первый раз ее на линейке увидел! Почему они всегда "давно хотят сказать", пионерчики эти, а? Петровна. А знаешь, они теперь какие? Лизка. Ну? Петровна. Раньше ведь как было - кончил школу, женился, родил ребенка, бросил курить. А у нынешних, говорят, то же самое только... - наоборот! Лизка. Это как?! (Сообразив "как", замолкает.) Аглая (строго). Будешь творить зеркало, Лизавета? Второй раз тебя спрашиваю?!! Безуспешно пытаются сотворить самое что ни на есть обыкновенное зеркало. Лизка (Петровне). Ну что ты так на нас смотришь? Ну, немного разучились. Ну и что? Аглая. А давай, Лизка, как на театре? Лизка (ревниво). А что на театре? Аглая. Как если бы ты мне была зеркалом, а я тебе?.. Лизка. Давай! Оказав друг другу "помощь" - а на самом деле заставив друг друга растрепать и испачкать себя почти до неузнаваемости, - использовав для этого все подручные средства: уголь, кирпич, штукатурку со стен и т. п., Лизка с Аглаей возвращаются на крыльцо совершенно довольные собой. (Ибо, наблюдая превращения соперницы, каждая из них сама себя, разумеется, не видит.) Петровна, хмурясь, отодвигается от них, но быстро соображает, что теперь она остается совершенно "вне конкуренции". Теперь на крыльце сидят три счастливые женщины. Ждут. Во все горло - то хором, а то по отдельности - горланят старые пионерские песни, прислушиваются, ждут ответа. Но ответом им - только эхо из ближнего леса. Постепенно их настроение портится. Аглая. Нет никого!!! Лизка. В самом деле! В завтрашний четверг они придут на тебя покушаться, Аглайка, после дождика. Жди! Петровна (неожиданно). И потом, Аглая, тебе ведь, почитай, уже лет триста, не меньше?! Лизка. Ну да?! Петровна. А ты что думала? Аглая (огрызается). Все равно я моложе тебя! У меня вон даже отчества еще нет! А ты уже давно Петровна! Петровна. Не спорю. Вы, конечно, помладше меня будете. Меня "Петровной" крестили в честь Святого града Петра, еще при его закладке. А мне тогда уже добрая сотня была!.. Аглая всхлипывает. Лизка (запальчиво). Ну и что? Что из того? Ты только посмотри, Петербурговна... Солнце садится! Уходит равно от ВСЕХ НАС каждый вечер, словно навсегда! Я из-за этого в детстве даже спать ложиться боялась. Думала: открою утром глаза, а ничего вокруг нет! (Быстро приводит вяло сопротивляющуюся Аглаю в порядок: причесывает, вытирает ей лицо и т.д.) Так что если это, ну, все же когда-нибудь с нами случиться!.. (Тоже всхлипывает.) Аглая (также быстро приводит Лизку в порядок). А что там твой восьминос, Лизка? Лизка . Живет.Аглая. Не могу взять в толк: как ты с ним общаешься? Лизка. Обыкновенно, пузырями: буль-буль. По азбуке Морзе. (Показывает Аглае какую-то книжку.) Видать, тоже от пионерчиков осталась. (Петровне.) А восьминос откуда тут взялся? Петровна. Снова здоро`во! В залив ведь сливают отходы всякие секретные научные институты. А в ямах на дне и вообще неизвестно что!.. Острашенный уровень радиации! В таких условиях вывестись может все что угодно. Вот он и вывелся, бедный! Лизка. А тут вдруг решил себя голодом уморить: чего, пузырит, я? Зачем? Для кого? Да всеми своими восьмью носами: буль-буль-буль да буль-буль-буль. Урод какой-то!!! - это он о себе. Еле-еле уговорила обождать! Аглая. Ужас! (Обнимая Лизку, Петровне.) А про четверг тебе ничего не известно? Он-то откуда тут и зачем? Петровна. Про этот конкретный доподлинно ничего. Оттого, видать, нам, сказочным, в нем и не живется. Лизка. Про понедельник вон - даже сказку написали!.. Аглая. И про субботу тоже! Лизка. А про воскресенье - песню! Да и про вторник со средой тоже, наверное, что-нибудь хорошее можно найти. Аглая. Не говоря уже о пятнице! А про четверг совершенно ничего не придумано!.. Лизка (вдруг). Может, это вовсе и не покушение? Аглая. А что ж тогда? Лизка. Ну, так что-нибудь. Вообще! (И отчего-то при этом совершенно расстраивается.) Аглая (переглянувшись с Петровной). Думаю, пора пускать диктора, Петроградовна! Петровна. В самом деле, пора. Петровна уходит в корпус и тащит оттуда старенький разбитый телевизор "Рекорд", у которого на месте экрана зияет неживое дупло. Устанавливает его на крыльце. Лизка. Давай "Старый телевизор"?! Аглая. Лучше этого, ну, он всегда так душевно про температуру рассказывает! Петровна. Прогноз, что ли? Ну, нельзя же по нескольку раз в день слушать о погоде! Вы что? Аглая. Можно! Если ожидается хорошей, то можно! Сегодня, кстати, еще не слышали! Лизка. А злого диктора ты сразу же затыкай. И с "рукламой" покороче - шибко уж она утомительна! Петровна (ворчит). Затыкай-затыкай... Значит, снова числа не узнаем!.. Лизка. Давай "До шестнадцати и старше"? Аглая. "Старая квартира" - во! Петровна. А я астрономию люблю. И час садовода. А кто будет сегодня показывать? Лизка. Вообще-то очередь Аглайки, но у нее нынче одни покушения на уме!.. (Прыскает, смотрит на Аглаю.) Выходит, снова я! Аглая. Но-но! Ты не очень-то из себя воображай, Лизка! Лизка-актриска! Петровна (Лизке). Лизка, ты готова? Лизка. Ну да. (Одергивает юбку.) Петровна. Пускаю, православные? Аглая. Давай, Ленингра... (Под взглядом Петровны осекается.) Лизка замирает перед телевизором. Петровна щелкает выключателем. Телевизор несколько секунд потрескивает, нагреваясь, после чего тишину лагеря нарушает голос Владислава Пельша из передачи "Угадай мелодию". Лизка сразу же начинает изо всех сил махать руками. Лизка (через несколько секунд). Переключай, Петровна! Переключай, родненькая! Вырубай "рукламу"! Сил нет, щас руки отвалятся! Петровна щелкает переключателем, и в тишину лагеря врываются звуки какого-то остросюжетного фильма: крики, выстрелы и т.д. Лизка несколько секунд вслушивается, пытаясь угадать, что происходит на экране, а потом начинает "в лицах" разыгрывать происходящее, проигрывая все роли. Аглая. Что в мире-то делается! Ужас! Лизка (не прерывая "показа"). Кошмар! Кошмар! Петровна. Ну! А вы что думали?! (Передразнивает Лизку и Аглаю.) Бодибилдинг! Дощечка-через-лужу! Заткнуть диктора? Аглая. Затыкай! Петровна. Будете дразниться? Лизка и Аглая (хором). Нет!!! Петровна. То-то же! Петровна переключает телевизор и попадает на "Дежурную часть". Аглая и Лизка пугаются, машут руками: "Злой диктор, злой! Не хотим его! Не хотим!" Петровна с готовностью переключает телевизор и вновь попадает на какой-то "криминал" - на этот раз, похоже, международный. При этом Лизка ехидно замечает Аглае: "А не крылатая ли ракета к тебе в "светелку", часом, залетела?" На что Аглая в ужасе отмахивается от Лизки руками. Неожиданно Петровна выключает телевизор. Аглая. Что?!! Петровна. Все. Завтра по у`тру снова на стадион! Конец фильму! И это в самом деле "верняк"! '(Громко и протяжно зевает.) Па-па-ла-там!!! Лизка. Постой, Петровна! Еще пять минут! Петровна (неожиданно строго). Никаких "пяти минут"! Вот еще удумали! Лизка. Ну, Петровна!.. Пожалуйста!.. Родненькая! Петровна (ворчит). Чего это вас сегодня вдруг разобрало? А слушать впредь меня будете? Лизка и Аглая (хором). Да-а!!! Петровна. Думаете, напрасно увела я вас в этот лагерь? Спрятала от равнодушных глаз? Лизка и Аглая (хором). Не-ет!!! Петровна. Понадеялась - отсидимся, переждем демократоров... Еще и не такое пережидали за тыщщи лет! А вы? Совершенно ведь от рук отбились! Тела себе вон какие отъели! Обленились! ОЧЕЛОВЕЧИЛИСЬ! Чего замолчали, отвязанные? Лизка и Аглая (хором). Да-а!!! Петровна. Телевизора, в натуре, наслушались? Походить нам с вами на людей совершенно не след! Лизка и Аглая (хором). Не-ет!!! Петровна (машет рукой). Да что с вами разговаривать! Лизка и Аглая (хором). Да-а!!! Петровна. Тьфу! Петровна вновь включает телевизор, переключает с программы на программу, и вдруг сквозь шум и треск из динамика прорывается негромкий "человеческий" голос. Лизка прислушивается, замирает в нерешительности. Аглая (кричит). Механика на мыло! Давай показывай, Лизка! Чего ждешь? Петровна. Сапожники!!! (Оглушительно свистит в два пальца.) Лизка (вдруг растерянно). Я... Я не могу. Петровна и Аглая. Чего?!! Лизка. Да чего-то вдруг стесняюсь... Голос из телевизора. "...но если вы не любите меня, я совершу тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец". Пауза. Лизка, Аглая и Петровна молча переглядываются. Аглая (неожиданно опять взрывается, как бомба, которая уже давным-давно "тикала"). Я ЗДЕСЬ!!! Голос из телевизора (повторяет чуть слышно), "...тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец!" Аглая (кричит). Я здесь, родненький! Я тут! Я так давно тебя жду! (Не дождавшись ответа.) Не слышит он, что ли?! (Подскакивает, изо всех сил лупит телевизор.) Да тут я! Тут! Я с Лизкой и Петровной!.. Голос из телевизора (он уже только угадывается, как откатившая морская волна). "...шшш-шшш-шшш..." Прозвучавший трижды голос принца из кинофильма "Золушка" истаивает и смолкает, как рано или поздно замолкает на свете все, что остается без ответа. Опять слышны только звуки огромного неуютного мира: свист и треск. Растерявшаяся было Петровна тянется к телевизору, чтобы его "заткнуть", но вместо этого только в сердцах машет рукой... Лизка (в волнении прижав руки к груди). А не он ли ту досточку на те камушки все время кладет?.. Петровна. Не мой ли это богатырушка прорвался? Хоть бы одним глазком на него взглянуть!.. Аглая же молча загорается с ног до головы и начинает робко и мягко светиться, как телевизор, отчего ближайший к крыльцу куст (рядом со скамейкой, на которой пионеры обычно признаются друг другу в любви) ответно вспыхивает мерцающим светом, освещая Петровну и Лизку, крыльцо и замолкший телевизор, стадион и пустой флагшток, - и тогда начинает казаться, что в лагерь завезли какой-то счастливый широкоформатный фильм из тех, что обычно показывают в лучшие дни нашей жизни в южных открытых кинотеатрах... Петровна (Лизке). Помнишь, как мы однажды ночью в августе в прошлом веке в Гурзуфе купались? Точно так же тогда телами в воде светились!.. Были молодыми, бесшабашными, эх!.. Лизка (не слыша ее). Горим, что ли? Тогда воды!.. (Но вместо того, чтобы куда-то бежать, остается на месте, как завороженная.) Петровна, Аглая и Лизка (не выдержав, громко, как с необитаемого острова). А!.. МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ТУТ! СЮДА! А!!!.. Осветив все вокруг, включая ближний лес и далекий залив, куст гаснет. Лагерь вновь погружается в темноту. Только слышно, как где-то в заливе плещется и булькает, ухает и неистовствует таинственный и невидимый восьминос. Петровна (она первая приходит в себя и сразу же начинает ворчать). А об числе мы, значит, сёдня снова не узнали! И-э-х!..
КОНЕЦ ПЕРВОГО
ДЕЙСТВИЯ
Новый рассвет. Рано, сыро и, пожалуй, темновато - лагерь в основном еще спит. На крыльце Аглая и Петровна. Аглая, не отрываясь, смотрит в сторону залива, где встает солнце и где у горизонта алеет парус. Видно, что она куда-то собралась: на ее спине рюкзачок вроде пионерского. Петровна, по обыкновению, сидя дремлет и клюет носом. Аглая (вглядываясь в горизонт). Смотри, смотри, Петровна! Вроде он немного приблизился - почти на целый сантиметр! (Сбегает с крыльца вниз и тут же возвращается.) Петровна (не открывая глаз). Да не, по-моему, стоит на месте. По-морскому это называется у них "дрейф"! Аглая. К заливу не подойти!!! Петровна. Болото. Грязь. Все к черту заросло! Чего разбудила ни свет ни заря? Который уже четверг не сплю! Аглая (нервно). А в болоте, поди ж ты, восьминос!!! (Озаряясь новой мыслью.) Лизка где? Петровна. Дрыхнет, конечно. Где ж ей быть? Не буди ее. Аглая. Вот что хотелось бы еще узнать: четверг сегодня все-таки или?.. Петровна (не открывая глаз, пожимает плечами). Да кто ж его знает? Возможно даже, что этого не знает никто! (Страшно зевает.) Не разучились бы - вполне могли бы ветер ему нагнать! Аглая (заметно оживляется). Ну! Петровна. Да толку-то? Фарватера тут все равно нет. Еще при Петре Великом не прорыли. Ему бы со стороны фортов зайти - чрез час был бы. Аглая. Твой водоплавающим был, что ли? Петровна (от неожиданности открывает глаза). Почему водоплавающим? Аглая. Ну, ты так морскими словечками сыплешь! Петровна. Не, вполне сухопутный. Это я из Лизкиной книжки почерпнула, где про морзянку. Аглая. А как ты полагаешь, Петровна, к тебе или ко мне этот алый парус? Или он вообще к Лизке? Петровна. Да там их много, матросиков-то этих бедных! Аглая (присаживается рядом с Петровной на краешек крыльца, готовая в любую минуту сорваться с места и, несмотря на восьминоса, сломя голову нестись к заливу). Я тебя никогда раньше не спрашивала: твой он во... (после того как Петровна открывает глаза и бросает на нее строгий взгляд) ...вообще каким был? Петровна (наконец просыпается, но говорит спросонья, перескакивая через слова и как-то всмятку). Мой - он ведь еще самим Пушкиным Ляксандром Сергеичем описан был. Никакая это была, конечно, не голова! Отрубленная голова, это, скажем так, вольность поэта. Я ведь молодой ох и красивой была! Такой красивой, что просто ужас! За то, должно быть, он от меня перед самой свадьбой и свинтил. Буквально как Подколесин, что Гоголем в "Женитьбе" обсмеян. Боялся, может, что зменять ему буду, а может, еще чего. Он рядом со мной вздохнуть робел. Может, спугался, что так и задохнется, не вздохнув в своей жизни больше ни разу, - кто ж их поймет, мущщин этих?.. Короче говоря, сбежал, не помня себя. Тогда ведь мущщины сильные к нам чувства испытывали, не то что сейчас. Да... И врос по самые плечи в сыру мать-землю от горя. Так дальше и жил, не живя. Это еще до Ляксандра Сергеича. Тогда ведь мущщины огромные были, до звезд. А после Ляксандра Сергеича, дав ему себя описать, говорят, опять выбрался на твердую сушу. Где-то, наверное, с тех пор и бродит, не показываясь. Стыдно, должно быть, за то. А можь, и сама я в чем виновна пред ним?.. (Помолчав.) А ты говоришь - водоплавающий! Хотя теперь он, может, уже и того... (Бросает быстрый взгляд на горизонт.) Но я его все равно, конечно, дождусь! Аглая. А я своего диктора. Эх! (Снимает с плеч рюкзачок.) Видать, он у меня обстоятельный: вперед, как водится, стрелу пустил, а после и сам за ней следом!.. Ждут. Наконец Петровна окончательно просыпается и открывает глаза. Поскольку рассветает больше, то становятся видны детали. Петровна вглядывается в горизонт, как-то широко и нелепо водит по воздуху руками, будто убирает с лица огромную паутину, и неожиданно... снимает с горизонта алый парус надежды вместе с веревкой, к которой, оказывается, тот был привязан. Парус на поверку оказывается пионерским галстуком. Петровна. Фу ты!.. Никак Лизка повесила?! (Разглядывает галстук.) Аглая. Дай сюда! Проклятье!!! (С силой мнет галстук.) Да что ж это такое? (Молчит, все больше и больше волнуясь.) Слушай!.. Петровна. Ну? Аглая. Слушай, слушай, Петровна! А этот... ну... Лизкин восьминос, который... Он что за животное, а? Совершенно ведь не известно! И что он по ночам делает - не известно тоже! Вдруг вылезает из воды и до утра по лагерю ползает? Представляешь, просыпаешься утром, а он перед тобой - восьминос этот! А считая с твоим рубильником, так и весь девяти! (Отчего-то волнуясь все больше.) Я вчера тебе забыла сказать: я, когда была в лесу, ну, по цветы, видела сшибленный мухомор. И вроде нашу малину кто-то ел!.. Петровна (неожиданно строго). Малину?! Это нехорошо!! Аглая. Я еще тогда подумала: неужто снова пионерчики в лагере завелись? Хотя понятно, что пионерчики исчезли навсегда, ничего ведь в жизни не повторяется! А только вдруг это восьминос из залива вылез? А что ты думаешь! Давай, пока Лизка спит... Петровна. Ну? Аглая (брезгливо передергивает плечами). Да нет. Он склизкий, носастый. АТОМНЫЙ!!! Не поймаешь его. Тьфу! Петровна (поняв состояние Аглаи). И стрелу он тоже, что ли, к тебе затащил? Стремился к Лизке и перепутал дверью? Аглая. Стрелу не трожь! Петровна. Других вариантов нет. (Как-то странно и хитро прищурившись.) Ну, спортсмены стреляли поблизости... (Зевает.) Аглая (долго и тяжело смотрит на Петровну). Уеду я отсюда к черту! Диктора своего поеду искать! (Вновь надевает на плечи рюкзачок.) Прощай, Петровна! Не буди Лизку. Пусть спит. Раздаются пронзительные звуки побудки, и на крыльцо вылетает заспанная Лизка с пионерским горном в руках. Аглая (едва с надеждой встрепенувшись на звук). Тьфу! Лизка. Просыпайтесь, бесполезные! На стадион пора! Небось без меня тут зарядку делали, а? (Щурясь, смотрит на горизонт.) Светило возвращается! Вчера так жалобно с нами прощалось - я думала, в этот раз точно навсегда! Ну? Который сегодня день? (И, поскольку все молчат.) Ясно. (Что-то ищет на крыльце.) Где мой галстук? Вот тут висел! На этом самом месте! (Строго смотрит почему-то на Петровну.) Вчера постирала и повесила сушиться!.. Петровна и Аглая, переглянувшись, возвращают Лизке галстук. Лизка. Нарочно, что ли, смяли? Петровна (кивая на рюкзачок Аглаи). Аглайка вон в город собралась, да мечтою за твой галстух зацепилась. Лизка (вдруг). Аглайка, я с тобой! (Дернувшись в сторону, но, встретившись с пустым взглядом Петровны, осекается.) А ты разве не будешь вечером крутить нам кина своего, Аглайка? Аглая молчит. Петровна (Аглае). Бежишь, значит? Аглая. Почему бегу? Просто уезжаю. Обыкновенно. На поезде. Как все. Петровна. Всё. Пошла в корпус. Досыпать. Прощай. (Уходит.) Лизка (покрутив в руках галстук, неожиданно повязывает его Аглае как косынку). Вчера под трибунами нашла. Будешь ты теперь тут у нас самой красивой. А мы с Петровной так и продолжим ходить в ватниках! (Достает откуда-то маленькое зеркальце, протягивает Аглае.) Аглая. Где нашла? Лизка. Сама сотворила, пока вы спали. Всю ночь возилась... Аглая (посмотревшись в зеркальце). Спасибо. Да только теперь уже, наверное, все равно!.. (Поколебавшись.) Я ведь ночью тоже глаз не сомкнула. Да и у Петровны зачем-то свет горел... (С тоской смотрит куда-то вдаль.) Лизка (с отчаянием). Тогда, может быть, споем на прощанье, как прежде? Аглая . Все равно. Делать-то больше что?..Вдвоем запевают старую пионерскую песню. Причем, несмотря на то что Лизка старается изо всех сил, ответа нет. Не слышно почему-то даже эха - говорят, такое иногда бывает перед дождем. Аглая (с нескрываемой досадой). Даже эха нет! Лизка. Может, еще одну? Поют. На шум из корпуса неожиданно появляется... Петровна, при виде которой Аглая даже отшатывается. Петровна. Снова разбудили, неладные! (Однако начинает подпевать Лизке и Аглае. Заметно, что она также старается изо всех сил.) Поют так громко и пронзительно, как обычно поют на Руси: будто хотят искричать в песне всю невысказанность души. Прислушиваются: ответа нет. Аглая вновь собирается уходить. На этот раз, похоже, навсегда. Лизка (тихо). Покажь стрелу, Аглая! (После того как Аглая, поколебавшись, достает из рюкзачка стрелу.) Легкая какая!.. Просто невесомая! (Петровне.) Да?.. Петровна (Лизке, строго). Ну-ка?.. Дай сюда! (Оглядев стрелу со всех сторон и в различных смыслах.) В самом деле!.. (Играется со стрелой, демонстрируя ее необыкновенные возможности, и при этом случайно - а может, и не совсем случайно? - отпускает ускользнуть по воздуху, как по ручью.) А мы-то гадали: откуда она тут взялась? Да сама прилетела. По воздуху. Из сказки! Из нашего волшебного детства! Аглая. Из детства!.. (Вдруг задохнувшись.) Вот оно что!... (Хватается за грудь.} Ой, метро-метро! Безвоздушное пространство! В глазах темно!.. (Потянувшись за стрелой.) Ах!.. Лизка. Оставь, Аглайка! Разве догонишь?.. Только что ж нам ее безымянно, как лягушкам каким-то?.. Петровна (отчего-то по-прежнему строго). Надеюсь, не забыли еще, что значит детство? Аглая и Лизка (хором). Нет!!! Петровна. Ну? Лизка. Детство это... Объестся мороженым! Петровна. Еще! Лизка. Подольше гулять! Аглая. Не слушать родителей! Сидеть на заборе! Лизка. Читать под одеялом сказки с фонариком!! По мановению руки Петровны окружающий мир преображается. На миг становится так, как это бывает с нами только в детстве: зима и лето, день и ночь, солнце и небо, полное ярких звезд, - как гроздь безмолвного ночного фейерверка, вечно падающего на Землю и так ни разу ее не достигшего, - все это сразу, одновременно, изобильно и бессчетно... Миражом колыхнувшись над лагерем, видение исчезает. Петровна. А я в детстве, например, любила собирать марки. Очень любила! Лизка. Какие в твоем детстве были марки? В доисторические времена? Каменные, что ли? С динозаврами? Ты что? Аглая (вдруг, глухо). Да в детстве я бы просто перелезла через этот четверг! Лизка. А я бы, наоборот, подлезла под него! Петровна. А я бы разбежалась и проскочила наскрозь! Будь он трижды неладен!.. А там перебежками на южный берег и привет! В деревню! В глушь! Приучать к волшебным сказкам деревенских детей! Может, их еще не всех испортило телевидение?.. (Аглае.) А ты хотела "обыкновенно", "на поезде", "как все"! Забыла, что ли, кто мы такие? Мы же с вами СИЛА! Хоть и нечистая... На первый взгляд, может, и не очень заметная. Ир... р... рациональная! Лизка (вворачивает). Как число "пи"? Петровна. Только разве может жить без этого маленького числа мир? Да без него ни одно колесо не поедет! Жизнь сделается квадратной!.. Двухмерной! Вы что?! Лизка (с готовностью подхватывает, на ходу придумывая). Говорят, все лодки станут вдруг плоскодонками, прыжки будут только в длину, из рыб выживут единственно камбалы, а из женщин - одни манекенщицы... В водке... (Прыскает.) В водке будут исключительно градусы, но не литры! Зато исчезнут утюги, асфальтовые катки и... альпинисты!.. Аглая (вдруг, с испугом). И еще я, наверное, в детстве умела летать! Честное слово! Петровна. Не верю. Аглая. В самом деле! (Сбрасывает с себя тяжелую верхнюю одежду, проверяет карманы, выбрасывая из них булочки, конфеты, пирожки... Прыгает на месте, стараясь избавиться от последних "наетых" килограммов.) Никак!.. (Ищет, от чего бы избавиться еще.) Лизка. Диктора оставь своего! Аглая. Диктора? (Вдруг вновь задохнувшись.) Нет!.. (Заметно колеблется. Наконец, на что-то решившись, не без труда расстается с галстуком-косынкой и ненадолго зависает в воздухе.) Лизка. Ну, в детстве я еще и не такое могла! (Также избавляется от верхней одежды, но также не может сразу взлететь.) Аглая. Ключ кинь! Лизка. Ка-акой еще ключ?! Аглая. Матерьяльный! К постижению основных проблем современности!.. "Ниямар", "ксаэн" - всю эту "саленину" твою. Лизка. Тьфу тебя! С нами нечистая сила! (Подпрыгивает и тоже ненадолго зависает в воздухе.) Петровна. А я, эх!.. (Разоблачается вместе со всеми, подпрыгивает, но в воздухе удержаться не может и падает.) Отчество мое каменное!.. Аглая. Не зашиблась, Петровна? Чё выеживаешься? Петровна (скороговоркой, словно боясь не все высказать накопившееся, еле слышно и из последних сил). ...а не то вполне могли бы облететь земной шар, как космонавты, на восток - вот он сам бы собой и кончился. Истек бы чисто астрономически, этот конкретный четверг. Не устоять ему против науки! Помните, диктор сказывал? (На секунду замолкает и вдруг начинает говорить, не переставая.) Как это было в детстве?.. Тут вокруг оно серое и чужое, а в детстве все было своим, удивительным, цветным и сверкающим - все совершенно: сказки, лето, счастливые сны... А на носу уже осень, новая эпоха, другое тысячелетие. А там, глядишь, и иные сказки появятся - где уж нам с ними тягаться? Чем сгодиться в сказочном чужом будущем?.. С нашим-то немереным четвергом?..Лизка с Аглаей переглядываются, поднимают Петровну с земли, осторожно подхватывают под руки и уносят ее, беспрерывно болтающую, под небеса, навстречу восходящему солнцу. ...Чтобы через некоторое время появиться с другой стороны лагеря, но уже вдвоем, без Петровны.
Тот же самый пионерский лагерь, неторопливый рассвет. Погода заметно портится. Аглая (оглядываясь и стараясь отдышаться). Преодолели, кажись. Только ведь... Лизка. Молчи, молчи!.. Видела, как живут люди? Аглая. Мрак. Лизка. А мы-то точно перебрались? Как это проверишь? Для пробы негромко запевают старую пионерскую песню безо всякой надежды на отклик. И вдруг, как эхо из ближнего леса, долетает до их слуха какой-то странный многоголосый шум... Лизка. Слышала? Аглая. Ну, эхо. Лизка. А почему слова другие? Почему? Аглая. Да, в самом деле? Кто ж тогда это будет такой? Ну-ка, если еще разок?.. Пробуют петь опять. И опять в ответ - странный многоголосый шум. Лизка. Слова другие, а мотив тот же самый! Это как?.. Аглая (прислушавшись). Да никак это пионерчики? Пионерчики вернулись? Новая их смена подъехала?! Петровна, думаю, была бы счастлива! Лизка. Да, Петровна... (Смахивает набежавшую слезу.) Лети в столовку, протирай столы, разжигай котлы, Аглайка! Аглая. Потом! Потом! Мы все это еще успеем! Слышь, Лизка, а ну как мы их накормим, напоим и спать уложим, а они утром снова исчезнут?.. Лизка. Надо как-то сделать, чтобы не исчезли! Аглая (вглядываясь вдаль). Не, слышь, не пионерчики это, кажись. Как сказала бы Петровна: "Галстухи у них не те!" Лизка. Кто ж это тогда? Может, все-таки покушение? Нет? (Фальшиво хватается за сердце.) Ой! Аглая. Не, совершенно не такие! (Желая успокоить Лизку.) Но тоже, впрочем, мальчики, девочки... А помнишь, Лизка, скаутов когда-то давно? Правда, ты тогда ну совсем еще маленькой была! Лизка. Ничего не маленькой! Я очень даже прекрасно их помню! Все время прячутся, как индейцы, буквально по нескольку дней, песни тоже поют... А Петровна сказала бы на это, наверное, следующее... Из корпуса неожиданно появляется... Петровна, похожая на королеву, только вместо мантии - с волочащимся куполом парашюта за спиной. Петровна. Подойдет к тебе какой-нибудь один такой и спросит: бабушка, а не к вам ли это стрела моя залетела? Третий день найти ее не могу! Ты отдай ему стрелу, Аглая. Ладно? Вырастит в мущщину - она ему еще пригодится. Слышите, на танцплощадке? Никак уже танцы затеяли, мущщины эти невеликие?.. Сейчас на стадион кинутся. А потом на залив. А потом еще куда-нибудь... А у нас с вами флагшток пустой!.. Лизка и Аглая (хором). Петровна!!! Аглая (бурчит, ткнув Лизку в бок). Ну, сейчас начнется... разбор полетов!Петровна. Чего уставились? Сказочные мы или что? Лизка и Аглая (вместе). Ну... Петровна. Вот вам и "ну". Так какое же число нам завтра предстоит с утра? Лизка. Число-то какое? Хм. (Глубоко задумывается.) Это вопрос философский!.. Петровна (начиная говорить, будто различая какие-то отдельные слова между чешуйками волн или вылущивая их из свиста ветра в прибрежных камышах, словно "морзянку" из эфира). В начале не было ничего: ни неба, ни земли, ни тьмы, ни света, ни даже самого времени, про которое позже написали: "В начале..." В дни первые творения - числом три - все устроилось. В четвертый же было постановлено так: да будут светила на тверди небесной для освещения Земли и для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на Землю. И стало так. И были созданы два светила великие: светило бо`льшее, для управления днем, и светило ме`ньшее, для управления ночью, и звезды; и были поставлены они на тверди небесной, чтобы светить на Землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И было решено, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четверг. НО НАШ РОД БЫЛ ПРЕЖДЕ ТОГО! Потому как если бы нас, не`тварей, не было, то как узнали бы о том, что стало, когда всему пришло время быть? Не стоит о том забывать! Все. Пошла в корпус. Досыпать. И чтобы до следующего четверга меня больше не будили! Слышите? (Любуется произведенным эффектом, подхватывает парашют через руку, как шлейф, и королевой уходит.) Аглая (она первая приходит в себя). Вправду, Лизка: не будь сказок - не завелось бы на свете жизни. Самого бы света, возможно, не было. Сидели бы мы сейчас в темном пустом зале... Да что я говорю? И зала бы, наверное, не нашлось. И Дома бы культуры. Ничего! И болтались бы мы вечно в безвоздушном пространстве (хватается руками за горло, выпучив глаза, хрипит) где-нибудь между звезд! Лизка. Которых бы тоже не было!!! Аглая (отдышавшись). Значит, все-таки скауты! Ха!.. Ну, теперь-то точно конец нашей малине! А заодно и мухоморам полный финал! (Как-то судорожно вздохнув.) И пусть! И пусть! То-то утром возле умывалки я приметила досточку через грязь. Лежит себе на двух камушках... Не шатается! Я еще подумала - кто ж ее тут приладил?.. Для кого?.. Лизка. Это я положила. Для вас с Петровной. Значит, теперь и для них. Петровна им сказки сказывать будет. Про четверг и не только. А ты, Аглайка - всему лагерю по вечерам кино крутить... (Вдруг.) Не она ли телевизору видимость выковыряла? Да, кстати, и стрелу нам подбросила?.. Без ответа. Аглая (кивает на кусты). Вон они пожаловали! Начинают мелькать пятнышки ручных фонариков по темным утренним, еще не просохшим от росы кустам. Отчего ближайший из них к крыльцу (рядом со скамейкой, на которой пионеры обычно признаются друг другу в любви) ответно вспыхивает. И сразу же откуда-то с залива доносится мокрое, негромкое, гриппозное, приближающееся: "Буль-буль-буль" да "буль-буль-буль!" Аглая (взвизгивает). Это восьминос!!! Восьминос! (Нервно.) Лизка, переведи морзянку. Лизка. Да что тут переводить? Ну, жрать захотел. Причапал на свет. Аглая. Я же говорила! Говорила! Он уже давно по всему лагерю ползает! (Не зная, что придумать.) От него насморк!.. Лизка. Вовсе не насморк, а обыкновенный неопасный фольклорный грипп! Полежишь чуток в лизарете... К этому времени в небе над лагерем уже начинает погромыхивать. Над заливом заводят хоровод тяжелые тучи. Все чаще принимается шуметь в камышах - похоже, собирается нешуточный дождь. Аглая (вдруг). Значит, говоришь, вновь приставят нас к своим борщам? Столы положат протирать? Нас, сущих свидетелей, - на кухню?!! Лизка (переглянувшись с Аглаей и вдруг взревев). Петровна где?!! Лизка с Аглаей, не сговариваясь, ныряют в корпус и появляются оттуда с Петровной. Как прежде, подхватывают ее, сонную, под руки... При этом, конечно, слышат сакраментальное: "Снова разбудили, неладные?!" Аглая. Пора! Пора! Петровна. Куда теперь? На поезд? Автобус? А может быть, просто пешком? Аглая. Как ты и хотела - мимо фортов на южный берег!.. Лизка. К наивным деревенским детям! В их ясные сны! Под занавес затеявшегося дождя они и исчезают, чудом вырвавшись на волю из страшной сказки, начавшейся давным-давно, в далеком 1917 году, уже безо всякого усилия вновь поднимаясь в воздух и отлетая вдаль, в живое золото горизонта, чтобы мелькнуть над лагерем трехголовой нездешней тенью. Кажется, что они так и уйдут по огромной дуге мимо фортов "на южный берег к наивным деревенским детям, в их ясные сны", как вдруг, будто наткнувшись на невидимую стену, все три вертикально взмывают вверх и на мгновение зависают в высшей точке своего полета, после чего начинают расходиться в стороны: каждая по спадающей огромной дуге, исполняя таким образом фигуру высшего пилотажа, известную под названием "тюльпан", и входя в боевой разворот... И, набрав скорость, разлетаются в разные стороны, чтобы с ходу ворваться в сказки нового времени про таинственного "атомного" восьминоса, устроившего им прощальный фейерверк, скаутов, огласивших окрестности песней на мотив "Взвейтесь кострами!..", про взлетевший на флагштоке и расцветший под мокрым ветром новый, синий, спортивный, почти свободный "восьминосый" флажок, про заброшенные форты и ходящие мимо них по заливу огромные многоэтажные дома, которые многие совершенно справедливо называют кораблями, и про удивительный город Кронштадт... В результате их решительных действий "злые дикторы", в изобилии рассеявшиеся по всему миру, вдруг осекаются и смолкают ("затыкаются", по местному выражению), в эфир прорываются пока еще не очень громкие и малочисленные "человеческие" голоса, после чего, как гигантский занавес, на лагерь с шумом обрушивается дождь, смывая последние следы всего прежнего, суетного, наивного и оттого исчезнувшего навек.
НАЧАЛО НОВОЙ ЭПОХИ на страницу "Содержание"
|
